Эльфийский бык - Екатерина Лесина

Сопровождать станете?

Серега развел ручищами, словно извиняясь.

— Тогда завтра в лес, до рассвета.

Вздохнул.

Поспать он любил. Как и прочие-то…

— Травы, Серега, — Аленка оперлась на братову руку. — Они ждать не станут. Тут чуть промедлишь и все. Мать-и-мачеху вовсе только три дня в году собирать можно. Так что три дня ходить и будем.

Серега тяжко ступал, переваливаясь с ноги на ногу. От него еще слегка тянуло зверем, как оно случалось, когда Серега нервничал, но рядом с Аленкою привычно успокаивался.

Травы…

Травы пригодятся, особенно зимой и осенью, когда болеть начинают. Местные-то в аптеки и не заглядывают, все к Аленке идут, по старой памяти, а уже, может, и по новой. Матушка давно ушла… болью кольнуло под сердцем. И отпустило.

— Вы мне сушильню сделали?

— Когда? Мы ж это… крышу крыли. Завтра сделаем! Вот я с тобой, а Семка со Степкой пусть и занимаются… там же ж работы — начать да кончить.

— Только вы все никак начать не можете…

Ночную тишину прорезал протяжный полный страдания вопль. От звука этого Серега подпрыгнул и оглянулся в темноту, разом ощерившись, готовый встретить неведомого врага.

— Успокойся, — сказала Аленка, положивши ладонь на руку брата. Запах зверя стал сильнее, отчетливей.

— Эт-то чего?

— Маги это… приехали.

— А чего орут?

— Подозреваю, что душ нашли…

— А… — протянул Серега и выдохнул. Потом вдохнул, зажмурился… и сказал. — Иди… я еще погуляю.

Аленка толкнула кованую калитку. И та отворилась беззвучно. А потом столь же беззвучно закрылась, сродняясь с оградой, становясь единым кованым узором. Под пальцами вспыхнули, пробуждаясь, золотые нити.

Так-то лучше…

Тополев, стало быть.

В доме пахло… чем-то смутно-знакомым, не сказать, чтобы неприятным. Травой какой-то? Пучки её и свисали с низкого потолка.

Иван пригнулся.

И прищурился. Темно. Сквозь окна проникает свет, но его не так и много.

— Погодь, тут справа выключатель, — Семка щелкнул и под потолком вспыхнула лампочка. — Только это… там розетка, аккуратней с нею. Искрит иногда. Мы-то с электричеством не больно ладим, так что сами как-нибудь.

— Как?

— Не знаю. Вы ж маги.

Это было произнесено с такой уверенностью в Ивановых силах, что прямо и возражать желания не возникло. И вправду, они ж маги.

Чего теперь.

Они оказались… в холле? Прихожей? В узкой комнатушке. Вдоль правой стены её примостился старый шкаф без дверей. На полках теснились книги и журналы.

— Тут у нас можно было книгами меняться. Приходишь, берешь, чего хочется, или вот ставишь…

— Достоевский, — Бер вытащил ближайшую книгу. — Ага… и «Народный целитель».

— Это Салчихина выписывает. Очень его уважает. Там от, дальше, читальный зал… был. Но столы еще когда вынесли, мы там кровати поставили. Стол опять же. И плитку электрическую.

— Зачем?

— Так… — удивился Семка, — готовить же ж. Или вы на газу больше любите? Но тогда надобно в город ехать, контракт подписывать, чтоб газовый баллон привезли. Плитку искать… или покупать? Тут-то так не найдешь, но…

— Не надо, — Бер поспешил отказаться. — Сойдет и электрическая. Спасибо.

— От и ладно.

— А душ у вас где? — Иван поскреб грязную пленку на руке, чувствуя, как та трескается и осыпается.

— Душ? А… так там, за домом…

Иван и Бер переглянулись.

— Идемте… — Семка махнул рукой. — Там только аккуратней… мы чутка почистили, но двор подзарос…

— А…

— Туалет — от там… от прямо по тропиночке, до кустов, а в ней и найдете…

Зачем выносить туалет в кусты?

Иван хотел спросить, но постеснялся.

— А тут от душ, — Семка отвел за угол дома, указав на дощатую будочку. Даже не будочку, потому что крыши у нее не было, как и одной стены, которую заменяла тряпка-штора. — Становитесь и открываете… только сразу на полную, а то там еще трубы старые, течет еле-еле…

Иван сглотнул.

Желание помыться не то, чтобы исчезло, скорее уж несколько поутихло. Да и… грязь, она уже почти родная, если подумать.

— Ты первый, — Бер толкнул в спину. — Не посрами, Кошкин!

Наверное, если бы Иван был тут один, на худой конец с Волотовым, который, почитай, свой человек и все-то понимает правильно, он бы воздержался.

Подумал бы.

Где-то в багаже, в конце концов, влажные салфетки имелись. И вообще, вспомнилось вдруг, что отец говаривал, будто грязь — это даже полезно. Для кожи.

Но Семен уходить не собирался.

— Полотенца там тоже висит! — крикнул он в спину. — На крючочке. Погодь, света сейчас дам…

И дал.

Желтая лампа-груша зажглась где-то вверху, над головой. Защищенная и железным абажуром, чем-то напоминавшим расплющенный шлем пехотинца, и сеткою, она тотчас привлекла внимание насекомых, рой которых закружился, заплясал, плодя тени. Тени скользнули по деревянному настилу.

Доски казались свежими и даже пахли деревом.

Иван сглотнул и задрал голову.

Лейка. Железные трубы, уходившие куда-то вверх. И вентель. Один. Круглый и массивный, за который Иван взялся обеими руками. И крутанул… от души.

— А температуру как регулировать? — крикнул он, прислушиваясь. Где-то вверху, над лампой, что-то загудело, задрожало, навевая мысли о том, что побег — это не только побег, но порой — стратегическое отступление.

— Солнцем! — донеслось в ответ. — И временем.

— Это как? — Иван задрал голову, вглядываясь в кругляш лейки. И крутанул вентель еще раз, до упора. Труба затряслась.

А следом, заглушая ответ, хлынула вода.

Ледяная!

Мать вашу… вопль он не удержал. Хотел, но… не получилось. И кажется, вышло как-то очень выразительно… бабочки и те убрались, кто куда.

— Так… с утра наливаешь, — пояснил Семка Беру, который замер, не зная, пора уже на помощь другу идти или поздно. — А к вечеру солнце и прогреет-то…

— А если не прогреет?

— Тогда… ну, солнце у нас тут хорошее. Прогревает часто! Вы-то дальше сами, ладно? А то меня батя, небось, заждался. Слушай, а вы не женатые?

— Нет.

Иван, выскочив из душа, побежал по кругу, матерясь и хлопая себя по бокам.

— А что? — запоздало спохватился Бер.

— Да так… ничего… а ты ж из родовитых, да?

— Ну.

— И земля, небось, во владении имеется?

— Имеется, — согласился Бер. — У рода…

— А у тебя?

— А у меня… — Бер вдруг явственно осознал,