Танкисты. Новые интервью - Артем Драбкин

Дальше вошли в Польшу. Начались бои. Здесь запомнились тяжелые и изматывающие марши по 300 километров. Мне приходилось садиться за рычаги вместо механика-водителя, который уже не мог вести машину. То ли я уже имел опыт, но без проблем шел по незнакомой местности. Механик-водитель уставал очень сильно, ведь мы безостановочно шли вперед днями и ночами. К январю 1945 года меня повысили до старшего лейтенанта и поставили командиром взвода. Наш 1-й взвод постоянно находился в разведке. Помню один случай. Впереди река. В ночное время подошел наш батальон за два километра от переправы. Комбат всех нас, командиров танков, собрал и говорит: бригаде приказано взять переправу и город Бендзин за ней. Но нам неизвестно, заминирован ли мост. Для проверки послали наш разведвзвод. В ночное время мы отклонились от основной дороги к переправе на два-три километра южнее. Командир батальона, когда запросил по рации, где мы находимся, то я ему доложил, что там-то. Тогда он по рации замечает: «Вы ошиблись. Вам надо повернуть на 90 градусов и проехать вдоль реки к мосту».

Хорошо, что вдоль реки шла шоссейная дорога, которая вела прямо к мосту. Прибыли. Кто его знает, что творится. Мост пустой, охраны никакой. Механику-водителю говорю: «Давай поворачивай на быструю скорость». На танке три сапера и два разведчика. Говорю саперам: «Когда мы будем проезжать мост, нам надо на скорости пройти. Соскакивайте и смотрите, возможно, мост где-то заминирован. Тогда выполняйте разминирование, в первую очередь отрезайте проводку». Мост мы проехали быстро. На той стороне немцы только очухались, по всей видимости, батальон охраны моста. Так что стали с остервенением бить из пушек и пулеметов. Получилась целая трагедия. Те мои танки, которые стали входить в городишко, оказались под обстрелом фаустов справа и слева. Оба танка загорелись. Мой Т-34 прошел правее, обошел первые дома. Я за какой-то домик поставил танк и смотрю: уже светает, через деревья без листьев виден небольшой садик. На возвышенности стоят орудия. Это была та самая полубатарея дальнобойных орудий, которая стреляла по нашему батальону, когда мы были еще в двух километрах от моста. Быстренько сажусь за прицел, навожу через деревья. Посылаю первый осколочный снаряд. Затем второй, третий. Две пушки полностью уничтожил. Остальные враги отступили.

Когда я сейчас вспоминаю следующий случай, произошедший в Германии, то самого смех берет. Мы натолкнулись на какую-то деревушку, и ротные начали каждому командиру танка ставить задачу. Мне поставили такую цель: вдоль деревни идет шоссейная дорога (у немцев всегда были прекрасные дороги), и надо занять такую позицию, чтобы дорога хорошо просматривалась в обе стороны. Мой танк стоит на обочине. Думаю, куда же его поставить так, чтобы замаскировать, ведь «Тигр» меня на 900 метров запросто подобьет. Зашел в один немецкий двор, посмотрел, что там слишком много разных построек, и решил, что здесь танк не развернется по-нормальному. Зашел во второй двор. Оказалось, что тут посвободнее внутри. Поставил Т-34 за домом. В случае чего быстренько танк выведу, и он станет вести огонь.

Вылез из Т-34, в руках револьвер. Пока я рассматривал место стоянки, открывается дверь в доме, выходит человек в немецких брюках из материала, очень похожего на наши хромовые сапоги, в нательной рубашке. Сам держит в руках овчарку. Думаю, это эсэсовец. Он отвел овчарку и посадил ее у небольшого сарайчика во дворе. Собака села от меня метрах в 25 и смотрит. Не лает. Думаю, что же с ним делать, как вести разговор, и тогда внезапно заявляю: «Битте!» И показываю руками, что он должен снять свои прекрасные штаны. Немец меня понял, зашел в комнату, выходит оттуда и держит в руках блестящие штаны. Показываю ему, что их надо положить на землю. Зачем же я давал такие глупые команды, ведь он легко мог так поступить: зайти в дом, взять оружие и из окна меня же пристрелить. Счастливо отделался. Так что я забрал эти штаны и получил первый в своей жизни непродуктовый трофей. Положил их в танк. Позднее попросил тыловика из взвода обеспечения отослать их матери. Она получила и мне потом отписала: «Ты знаешь, у меня штаны запросто на базаре купили!» Во время войны я свой денежный аттестат отправлял матери, ведь на ней остались две бабушки и две сестренки, отец и я воевали на фронте. Что случилось с пленным? Дал команду пехотному хлопцу вызвать отделение, рассказал, что в доме сидит немец. Я пленному скомандовал опять уйти с овчаркой в домик. И закрыл его на засов снаружи. Уж не знаю, куда эсэсовца дальше отправили: в штаб ли бригады или еще куда-то.

Снова пошли бои. Меня назначили командиром 2-й танковой роты. Довелось участвовать в сражении за Берлин. После тяжелейших боев наш корпус сосредоточился южнее города. Вечером пятого или шестого мая мы заправляли танки горючим и боеприпасами. Настроение уже мирное. Спокойно вокруг. Внезапно комбат вызывает командиров рот и взводов. Совещание. Объявляет: «Нам предстоит вместе с бригадой двигаться на Прагу. Ускоренным маршем». Начали движение. Вначале по немецкой автостраде. Шли на четвертой или даже пятой скорости. По всей автостраде валялись куски разорванных танковых гусениц. Были во время движения на Прагу стычки с немцами. Самым опасным оказалось прохождение Рудных гор. Они невысокие, но там очень много оврагов, в том числе глубоких. Внизу протекали речки. А были такие места, что дорога идет так: с левой стороны скала, а с правой обрыв. Приходилось командиру танка сходить с машины, идти вдоль обрыва и смотреть за движением Т-34, чтобы механик-водитель не умудрился где-то соскочить с пути. Дорога узкая, проходы сложные. Кое-как пробрались.

Те механики-водители, которые еще остались из числа заводских, попросились преодолевать горы первыми, потому что были такие овраги, что спуск составлял тридцать пять градусов и таков же был подъем. Когда уже прибыли в Прагу, то партизаны и восставшие, встречавшие нас, говорили: «Мы никогда не думали, что танк может выйти из этого оврага». Т-34 проходил, это виртуозная машина.

Чехи встречали нас великолепно. Мальчишки подбегали к танкам, как будто на заказ, с ведрами холодной воды. Для нас она после марша была вроде меда. Подходили к каждому танку, угощали. В то время уже цвела сирень, и ее охапками раздавали каждому танкисту. Народ от мала до велика кричал от радости и хватал нас за руки. Целовались и обнимались. Хотя у каждого танкиста руки были черными. В Праге, когда война закончилась и 9 мая 1945 года объявили о капитуляции Германии, поднялась огромная радость. Одновременно у каждого в груди жила грусть. У меня был на фронте хороший друг, Николай Юдин, который погиб 2 февраля 1945 года в бою у города Штейнау. Когда брали мост, он на подступах погиб от осколка снаряда. А в апреле 1945 года ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Так вот, даже в День Победы бои еще не закончились. Пражане подходили к танкам и говорили: «Смотрите, на той стороне за кустами закопаны танки и пушки. Там у немцев очень много людей и техники». По идее, надо спрятаться, но ведь нельзя, приказано форсировать реку. И входить в город. Первый танк при атаке был сожжен, остальные начали бить снарядами по той стороне. Залпы давали крепкие, оборона рухнула. И мы пошли вперед. По нам никто больше не стрелял. На этом война для меня закончилась. С 1943-го по 1945-й воевал в одной части, которая к концу войны стала называться так: 61-я Гвардейская танковая Свердловско-Львовская ордена Ленина, Краснознаменная, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого бригада 10-го Гвардейского танкового Уральско-Львовского ордена Октябрьской Революции Краснознаменного орденов Суворова и Кутузова добровольческого корпуса.