Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

– В столовую не идешь?

– Зачем? – спросила Линне.

– И правда – зачем? – прошептала Елена.

Наконец она нашла, что искала, – пару черных туфелек на каблуках и шерстяное платье. Затем расстегнула мундир и стащила его, оставшись в одних трусиках и бюстгальтере. Линне отвернулась к стене. Здесь все было иначе. Девушки не знали стыда. Она год за годом пряталась, переодевалась, когда ее никто не мог видеть, и каждый раз оглядывалась через плечо, когда снимала рубашку. Вставала на час раньше, чтобы принять душ и оставить на бритве немного мыльной пены. Когда были месячные, стирала по ночам окровавленные тряпки. И не могла теперь перестать заматывать грудь тугой лентой, словно иначе признала бы, что ей здесь действительно хорошо. Хотя винить в этом полк Зимы было бы неправильно, ей казались неуместными бесцеремонные манеры Елены. Совсем не солдатские.

Что-то глухо упало на пол. Линне обернулась. Это уронила свои туфли Елена. Ее небесно-голубое платье больше подходило для лета, чем для поздней осени. Голые ноги на улице наверняка замерзнут, но ей, казалось, не было до этого никакого дела. Она сунула ноги в туфельки, схватила армейскую куртку и вышла, не удостоив Линне даже взглядом.

Куда это она так вырядилась? Первым делом в голову пришла мысль о парне, который дожидался ее с цветами в руках и глупой улыбкой на лице.

Шея Линне полыхнула жаром. Тридцать первый наверняка перещеголяет ночных бомбардировщиков в амурных вопросах. Она совсем не удивилась бы, если бы какой-нибудь парень попытался использовать секс, чтобы доказать, что женщинам в армии не место.

Линне соскользнула с кровати и надела ботинки. Она метнула искры и сжала их в руках. Если она затеет драку, об этом тут же узнают Зима и Гесовец и полк затопит волной слухов. Но если немного побалуется своей магией, всего ничего, то лишь напугает обидчика, и позже всегда сможет списать это на неумелое обращение с искрами.

Даже не подумав зашнуровать ботинки, она схватила куртку и выбежала на улицу.

Елена уже дошла до середины двора, стараясь шагать быстрее, чем позволяли ее симпатичные туфельки. Ветер бросил Линне в лицо волосы. Солнце давно закатилось за горы, окрасив ночь в темную кобальтовую синь. Над ее искрившимися руками поднимался пар.

Елена шла по направлению к столовой. Но вместо того, чтобы скользнуть в сторону, как думала Линне, подошла ко входу в помещение и открыла дверь. Линне услышала тихий и проникновенный напев трубы, прежде чем Елена скрылась внутри.

Линне, теперь уже заинтригованная, тоже подошла к двери столовой и открыла ее. После сковывающего все члены ветра было приятно ощутить теплый порыв воздуха. Елена, застыв на пороге, отметила ее появление приподнятой бровью и повернулась к Кате.

Чтобы освободить побольше пространства, стулья и столы сдвинули к стене. В печке весело трещал огонь, заливая комнату светом и теплом, в помощь ей горели несколько ламп.

Из кварцевого радиоприемника доносилась музыка, едва слышная за болтовней и перестуком туфелек на полу, но те, кто танцевал, по всей видимости, попадали в такт. Девушки кружили поодиночке или в паре друг с другом. Парней Линне не увидела.

К ней с широкой улыбкой подошла Магдалена.

– Ну, что ты по этому поводу думаешь? – спросила она.

Свои непокорные волосы Магдалена стянула на затылке в хвост, после изнурительных дневных занятий на ее лице и форме виднелись масляные потеки.

– Мы устроили в честь наших пилотов праздник.

Линне силилась найти подходящий ответ. «Очень мило» прозвучало бы слишком фальшиво, «меня никто не пригласил» – чересчур обиженно.

– А командор Зима в курсе?

Она и сама толком не знала, что хотела сказать, но точно знала, что не хотела выглядеть напыщенной ослицей. Однако, судя по реакции Магдалены, выглядела именно так. Та закатила глаза и сказала:

– Да расслабься ты.

Глядя ей вслед, Линне подумала, что Тамара, по всей видимости, ничего не знает.

Все остальные пришли в движение и сделали это настолько явно, что Линне поняла – ее избегают. Кто-то отошел подальше, если была такая возможность, кто-то попросту повернулся к ней спиной.

Ну и ладно. Она никому не набивается в друзья. Ей нужно доложить обо всем командору. Послужной список у нее чистый; что до остальных, то на этот раз они, вероятно, чему-нибудь да научатся.

Чего-то подобного с ее стороны, они, конечно же, ожидали. Именно поэтому ее проигнорировала Елена, именно поэтому Катя тряхнула своими белокурыми кудряшками, Оля улыбнулась от уха до уха, а Надя пожала плечами.

В полку Кослена Линне никого и никогда не закладывала и в этом тоже не станет доносчицей.

Как бы ей ни хотелось вернуться к прежней жизни, становиться ради этого стукачкой она не собиралась. Во время службы в полку Кослена, после дежурства они вместе с Танновым и Досторовым нередко покидали солдатскую казарму без разрешения, чтобы стащить у офицеров расидиновых сигарет или выпить конфискованного бренди.

Как ни ненавистно ей было это признать, но танцы – совсем другое дело. Ревна взирала на происходящее с тоской во взгляде. Не зная толком, что делать, Линне села рядом с ней. Ревна тревожно распахнула глаза – делать вид, что в противоположном углу комнаты произошло что-то чрезвычайно интересное, было уже поздно. Глядя на нее, Линне чуть не расхохоталась: единственный человек, который стал бы с ней разговаривать, в буквальном смысле стал ее слушателем поневоле.

Осталось только придумать, что сказать.

Всем остальным эта наука давалась на удивление легко. Но на занятиях по ораторскому искусству ее больше учили политике, чем умению поддерживать непринужденную беседу. Поэтому она закрыла рот и стала ждать, когда что-нибудь произнесет Ревна.

Та постукивала пальцем по бедру в такт музыке. Мысль о том, что Ревна попытается проигнорировать Линне, раздражала больше, чем ее молчание.

– Веселишься? – наконец спросила Линне и тут же подумала, что вопрос был глупым.

Ревна замерла и искоса глянула на нее, словно соглашаясь с мыслью Линне.

– Раньше я любила танцевать, – сказала она, – не то чтобы у меня хорошо получалось, но это все же лучше, чем сидеть в углу.

Линне хотела было спросить, что же, собственно, случилось с Ревной, но потом вспомнила выражение на лице девушки, когда та явилась в казарму. Вспомнила, как она каждый раз морщится, если лязг ее металлических ног привлекает внимание окружающих. Поэтому решила ничего не говорить и просто уставилась на Олю, которая вела в танце по скрипучим доскам пола мечтательную Надю. Оля этим вечером смеялась совсем другим смехом, легким и более естественным, чем Линне когда-либо приходилось слышать.

– В этом деле я всегда буду пас, – сказала она, – если бы меня заставили танцевать, я бы скорее дала себе отпилить…