Период распада - Александр Афанасьев

И она посмотрела на подруг, а потом сказала — пойдем…

Потом они долго гуляли по ночному Кабулу — верней, она дежурила, а он гулял. Подруги, все сразу поняв, отпустили ее с курсантом специальных курсов — как он им представился, забыв про то, что о курсах нельзя упоминать нигде и никогда. Город был тихим и задумчивым, над городом ярко светил полумесяц, обещая богатую добычу тем, кто выходит по ночам на охоту, но ничего и ни с кем не могло случиться сегодня в Кабуле. Потому что дежурила она.

И он…

Через три дня он отбыл на операцию, с которой так и не вернулся. Интересно, узнала ли она о том, что он стал предателем? Может, и узнала.

В Кветте колонна остановилась на ночь.

Несмотря на то что для таких колонн было отведено специальное место, огражденное и охраняемое, расслабляться было нельзя. Пакистанские воры были великими искусниками своего ремесла, ведь неудачливым ворам раньше рубили руки, производя таким образом естественный отбор. Но времена сейчас стали другие, и вместо воров на стоянку запросто мог напасть отряд в двадцать-тридцать человек с автоматами, пулеметами и гранатометами. Поэтому помимо обычного охранения из военных представители партий душманов, не доверяя друг другу, вставали охранять «свое» оружие, патрулируя стоянку по ночам.

Восточная ночь — ночь особая. В этой ночи полно теней, призраков, джиннов — многие дела делаются на Востоке по ночам, как добрые, так и злые. А вот то, что он собирается сделать сейчас, — это доброе или злое?

Смотря для кого. Доброе — для его народа, кто бы что ни говорил. Потому что шурави ушли, а оружие продолжает прибывать, его не только не становится меньше — его становится больше. Против кого нацелено это оружие? Кого будут убивать из него? Афганцев, больше некого. Алим иногда задумывался над тем, что движет моджахедами на их пути, не пути к Аллаху, а пути зверств и злодеяний. Разве они не видят, что убивают таких же, как они, афганцев? Разве они не видят, что шурави больше нет? Ну, хорошо, шурави никто не звал на их землю, но они пришли и сделали много доброго: они лечили, учили афганцев, строили для них дома и заводы. Шел разговор о строительстве железнодорожной ветки — первой в Афганистане, если не считать железной дорогой узкоколейку, ведущую из центра города в бывший королевский дворец. Тем, кто ушел из страны и возвращается в нее, чтобы убивать, может быть, им стоит побывать в Кабуле? Может быть, им стоит сравнить то, что было, когда шурави пришли, и то, что они оставили афганскому народу, уходя?

Но если даже отставить в сторону шурави? Шурави больше нет, а война идет. Против кого она идет? Против таких же афганцев, больше в его многострадальной стране никого не осталось. И много ли он сделает зла, если взорвет склад, где будет храниться эта взрывчатка, и она взорвется на пакистанской земле. Да, взрыв причинит страдания пакистанцам, но они сами привезли сюда все это, желая причинить этим зло другим людям.

Два часа ночи.

Пора…

Алим достал из кармана рацию, на ощупь начал раскрывать ее. Тот, кто придумывал все это, не подумал, что раскрывать ее придется ночью, в отсутствие света, да еще и волнуясь. Крышка, которая прикрывала гнездо аккумуляторов, заела, никак не открывалась. Разозлившись, Алим стукнул ею о ближайший контейнер — раз, другой…

— Что ты делаешь?

Алим медленно повернулся. Американец стоял неподалеку. Провал! Верней — почти провал!

— Рация не работает, господин, проклятая рация, я только недавно купил ее на базаре…

Американец работал здесь достаточно давно и успел привыкнуть к тому, что моджахедам нельзя просто так давать в руки ничего сложнее автомата Калашникова. Дети гор, живущие в средневековье, они просто не привыкли к технике, чем проще оружие — тем лучше. Поэтому такой популярностью пользуется русский автомат Калашникова — так и его они приспособились ломать. Например, умудряются втыкать оружие магазином в землю и сидеть на нем, а кто-то втыкает в землю стволом и сидит на прикладе, а на русском ППШ с барабанным магазином — сидят на магазине, уперевшись в землю прикладом. В базовых лагерях за такое наказывали плетью — но так и не доходило. Вот и сейчас, купил идиот рацию на базаре, разрядился аккумулятор, и теперь он долбит ею о контейнер, думая, что от этого аккумулятор зарядится и рация станет работать…

— Эту рацию нужно зарядить, — стараясь сдерживать брезгливость в голосе, сказал американец, — когда ты покупал рацию, тебе были должны дать шнур с розеткой. Тебе его дали?

— Нет, господин, не дали.

Значит, рация еще и ворованная. Украли и продали на базаре, без зарядного устройства. Ну что за страна…

— Как будешь в Пешаваре, зайдешь в консульство, спросишь Микса. Я дам тебе зарядное устройство и покажу, как им пользоваться…

Американец сделал это по привычке, он был сотрудником спецслужб и помнил, что главная задача любого сотрудника спецслужб — вербовка. Вербовка, вербовка и еще раз вербовка, только по этому критерию можно оценивать полезность разведчика. Есть вербовки — значит, занимается делом, нет — просиживает штаны. А теперь, согласно новой секретной директиве по оперативному управлению ЦРУ, сотрудникам станций в Исламабаде, Читрале и особенно в душманском гнезде Пешаваре предписывалось вести активную вербовочную работу среди моджахедов. Все дело было в том, что движение моджахедов выросло, и выросло оно в нечто намного более опасное, чем предполагалось ранее. Когда движение моджахедов только разворачивалось — это было начало восьмидесятых, — у ЦРУ не было лишних денег, не было оружия, не было опыта поддержки повстанческих группировок. Тогда хватало проблем и без этого — заложники в Иране, кризис в Бейруте, Никарагуа… Вот поэтому помощь принимали ото всех, кто мог и хотел помочь, в том числе и от тех, от кого помощь принимать не следовало. Китай, сдерживая «гегемонистские устремления северных ревизионистов», господи, язык в узел завяжется, пока это выговариваешь, начал поставлять оружие, дешевое и дерьмовое, но его было много. Саудовская Аравия добавляла доллар на каждый доллар, отправляемый в помощь моджахедам. Многие страны Залива и Северной Африки массово освобождали из тюрем уголовников всех мастей, желающих отправиться на джихад и убивать русских[33]. Пакистану в массовом порядке поставлялось оружие — и тут же предоставлялись кредиты, чтобы он мог за него расплатиться, потому что Пакистан был нищ, как церковная крыса. Но года с восемьдесят шестого ЦРУ регистрировало все более и более тревожные симптомы. Из Саудовской Аравии прилетели несколько религиозных деятелей, у них были встречи с высокопоставленными чиновниками пакистанской администрации и с главарями моджахедов, речь на них шла о том, что надо убивать американцев, американцы такие же враги, как шурави. Главари бандформирований зарабатывали теперь большую часть денег сами, занимаясь наркоторговлей. Все чаще вспыхивали скандалы относительно распределения поставок оружия и гуманитарной помощи, а как им не вспыхнуть, если многие из американцев списывали на гуманитарную помощь и поставки оружия намного больше денег, чем это было в действительности, а разницу клали в карман. Межведомственную разведку Пакистана — ИСИ — ловили на сознательном предоставлении дезинформации, на слежке за американскими гражданами. Диктатор Пакистана — Мухаммед Зия уль-Хак проявлял признаки открытого неповиновения, налаживал прямые контакты с монархиями на Востоке, с исламскими экстремистами, через свою жену Шафики Зия принимал взятки от наркоторговцев, пытался обзавестись ядерным оружием в обход договоренностей о нераспространении.