Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

Альмина и Карнарвон остановились в «Шепардс отель», как поступали уже более десяти лет, и Альмина сосредоточилась на восстановлении своего здоровья, чтобы набраться сил для возвращения к работе. Проблема заключалась в том, что Египет превращался из элитарного туристического направления в еще один театр военных действий. Целью данной кампании было использование объединенных морских и сухопутных военных сил для захвата столицы Турции Константинополя, дабы расчистить таким образом морской путь в Россию через Черное море. Это позволило бы обеспечить должное снабжение русских, сражавшихся на Восточном фронте, и снять некоторую напряженность с Западного фронта, находившегося в патовой ситуации. Молодой Уинстон Черчилль, тогда первый лорд Адмиралтейства, был одним из главных творцов этого плана.

Каир постепенно заполнялся тысячными отрядами добровольцев из Новой Зеландии и Австралии. Эти люди сформировали АНЗАК[44], который в следующем году понес ошеломляющие потери в Дарданеллах. Альмина бродила по улицам, среди молодых людей, все еще полных оптимизма и целеустремленности, которые били через край у Обри и его друзей перед их отбытием в Северную Францию. Она знала, как выглядели эти парни по возвращении, с ногами, требующими ампутации и вконец расстроенными нервами. Наблюдать несчетное число раз одно и то же было невыносимо и заставило Альмину страстно желать возвращения в Хайклир, дабы приложить все усилия для оказания помощи.

К началу марта Хайклир претерпел реорганизацию. В отсутствие Альмины оставались только самые тяжелые пациенты, настолько плохие, что не подлежали транспортировке, с парой ухаживавших за ними сестер милосердия. Как только их отправили в лечебницы для выздоравливающих, весь персонал ушел в отпуск. Эта передышка длилась недолго. К апрелю силы союзников понесли огромные потери во Франции и на Средиземном море, а потому госпиталь был загружен больше, чем всегда.

На Западном фронте разворачивалась вторая битва при Ипре. Немцы начали крупное наступление в попытке прорваться через линии союзников и 22 апреля пустили в ход новое и особо чудовищное оружие. Газ. За артиллерийским обстрелом на позиции союзных войск выпустили сто шестьдесят восемь тонн газообразного хлора. Это было совершенно неожиданно и устрашающе. Пять тысяч французских солдат погибли в течение десяти минут после попадания газа в окопы. Еще десять тысяч человек ослепли и были изувечены при попытке спастись бегством. Все превратилось в хаос, когда немцы, оснащенные примитивными газовыми масками, начали наступление, захватывая на своем пути отчаявшихся французских солдат. Союзники были совершенно деморализованы, и за последующий месяц немцы продвинулись на три мили. Они повторили газовую атаку с теми же разрушительными результатами на английские экспедиционные силы. Смерть нашли сто тысяч человек, более двух третей из них – солдаты союзных сил, и еще тысячи были отправлены в Англию с целым букетом симптомов, патологических состояний.

На Средиземном море дела обстояли не лучше. Через трое суток после того, как немцы впервые использовали газ, английские, французские силы и АНЗАК прибыли к высоченным отвесным утесам Галлиполи и начали высаживаться на песчаный берег. У турок было много времени для размещения артиллерии на вершинах утесов и колючей проволоки на песчаном берегу для защиты пулеметных точек обстрела. Когда первые подразделения сошли с кораблей, турецкая армия открыла огонь. Солдаты союзников погибали сотнями, море стало красным от крови. Из первых двухсот солдат высадиться смогли только двадцать один человек. Тех, кому удалось подняться по берегу, встречали пулеметчики, испытывавшие недостаток в боеприпасах, но не в решимости. 57-я Оттоманская пехотная дивизия была стерта с лица земли; соединение потеряло всех своих людей, сражавшихся вооруженными лишь штыками. Их жертва обеспечила достаточно времени для прибытия подкрепления, и битва продолжилась.

Выжившие солдаты, вжавшись в узкие выступы утесов, наблюдали, как вокруг умирают их товарищи; медики с носилками прокладывали себе путь среди этого хаоса, выискивая раненых. Через несколько дней после высадки стало очевидно, что предвкушаемой быстрой победы ожидать не приходится. Кампания превратилась в жестокое бедствие с огромными потерями с обеих сторон. Корабли, на которых прибыли союзные силы, преобразовали в плавучие госпитали и морги.

Обри Герберт был там, продираясь через битву, прокладывая себе путь мимо окопов, заполненных людьми, старающимися сохранить разум в достаточной степени, чтобы сражаться, невзирая на кипящий вокруг ад. Обри пытался прорваться к турецким воинским начальникам для переговоров о перемирии, дабы похоронить павших. Через месяц после высадки в Галлиполи Обри вел переговоры с Мустафой Кемалем, позже прославившемся как Ататюрк, первый президент Турецкой Республики; Обри предложил себя в качестве заложника, пока турецкая армия вывезла с мыса три тысячи тел. Обри писал в своих письмах Элси в Александрию, что заросшие чабрецом овражки среди холмов за песчаным берегом пахли смертью.

Битва растянулась на месяцы, невзирая на страшные потери и полное отсутствие продвижения. Обри пережил лето на утесах, но в начале сентября тяжело заболел. Это неудивительно: условия в Галлиполи были всем печально известны. Палящее летнее солнце приводило к тому, что тела, устилающие местность, разлагались еще быстрее и вызывали больше заболеваний. Зимой свирепствовали холода, слякоть и штормы, которые размывали неглубокие могилы и уносили раздувшиеся трупы в окопы.

Обри вывезли морем в Александрию, где его встретила мать – координатор санитарных судов. Элси была счастлива его видеть, но, выяснив, что ему не угрожает неминуемая опасность, отправила в Каир для отдыха и продолжения службы. Обри поселился в «Шепардс отеле», теперь почти закрытом и полном призраков счастливых времен. Мэри присоединилась к нему, и супружеская пара провела несколько дней отдыха. Лихорадка прошла, но Обри не покидало беспокойство и чувство вины от пребывания в последних остатках роскоши, которые еще можно было найти в Египте. Немного оправившись, Обри возвратился в Галлиполи, но почти сразу вновь заболел, и его полностью списали в середине октября, изможденного и павшего духом. Дарданеллы разрушили душевное спокойствие Обри.

К этому времени союзникам пришлось осознать, что кампания провалилась. С октября начались призывы к эвакуации. В августе, несмотря на отсутствие прогресса, командование настаивало, чтобы прислали подкрепление. Одним из присланных был Дэвид Кэмпбелл, проделавший путь на бойню в Галлиполи со своей родины в Ирландии.

Кэмпбелл записался добровольцем в 6-й Королевский стрелковый полк, следуя призыву Китченера поступать на военную службу. После обучения в Дублине и затем в Бейсингстоке близ Хайклира его батальон отплыл в Александрию, а затем в Дарданеллы. Они и не представляли, куда направляются: пресса Великобритании в ту пору еще была полна призывов. Люди прибыли в Галлиполи 5 августа, в самое пекло, в разгаре лета. Запах тел, разлагающихся на берегу, чувствовался за полмили. Двумя сутками позже под снарядами, ложившимися вокруг, и с напряженными до предела нервами они двинулись по Лощине Мертвеца. В расщелинах между скал поблескивало ослепительное море, а на суше язычки огня показывали им, откуда вылетали снаряды.