Приключения Тома Сойера (современная интерпретация) - Влада Олейник

коры платана: "Мы не мертвы — мы всего лишь пираты", и положил это на стол у свечи; и лицо у тебя во сне было такое доброе-доброе, что я подошел, нагнулся и поцеловал вас прямо в губы.

— Неужели ты, Том, неужели ты! Я просто прощаю тебе все за это! — И она заключила мальчика в сокрушительные объятия, которые заставили его почувствовать себя самым виноватым из злодеев.

— Это было очень прекрасно, даже несмотря на то, что это был всего лишь сон, — произнес Сид вслух.

— Замолчи, Сид! Тело во сне делает точно то же самое, что оно делало бы, если бы бодрствовало. Вот тебе самое большое яблоко, которое я приберегла для тебя, Том, если тебя когда-нибудь снова найдут — а теперь отправляйся в школу. Я благодарна Богу и Отцу всех нас, что вернул тебя, это долготерпение и милосердие к тем, кто верит в Него и держит Его слово, хотя, видит бог, я этого недостойна. Впрочем, — если бы одним лишь достойным он даровал свои милости, мало нашлось бы людей, которые сейчас улыбались бы тут, на земле, и после кончины имели бы право на вечное успокоение в раю. Ну, ступайте же, Сид, Мери, Том, уходите скорее — некогда мне растабарывать с вами!

Дети ушли в школу, а старушка поспешила к миссис Гарпер и поведала ее неверие ведущим сном Тома. У Сида хватило здравого смысла не высказывать

мысль, которая была у него в голове, когда он выходил из дома. Это было так:

— Тут что-то не так. Разве можно видеть такой длинный и складный сон — без единой ошибки?

Каким героем теперь стал Том! Он не шалил и не прыгал, но шествовал важно, с достоинством, как подобает пирату, сознающему, что на него устремлены все взгляды. И действительно, так оно и было; он старался, казалось, не замечать взглядов или не слышать замечаний, когда проходил мимо, но они были для него пищей и питьем. Мальчишки поменьше его самого толпились за ним по пятам, гордясь тем, что их видят рядом с ним, и что он терпит их возле себя, — словно он барабанщик во главе процессии или слон во главе зверинца, входящего в город. Мальчики его возраста делали вид, что не знают, что он вообще отсутствовал; но они были тем не менее, съедаемые завистью. Они бы все отдали, чтобы иметь его смуглую загорелую кожу и его блестящую известность; и Том не расстался бы ни с тем, ни с другим ради цирка.

В школе дети так высоко ценили его и Джо и выражали такое красноречивое

восхищение в своих глазах, что два героя вскоре стали невыносимо

“заносчивыми”.

Они начали рассказывать свои похождения жадно внимавшим слушателям, но именно только начали: с такой богатой фантазией, какой обладали они, можно было изобретать без конца все новые и новые подвиги! И, наконец, когда они достали свои трубки и принялись безмятежно попыхивать, была достигнута самая вершина славы.

Том решил, что теперь он может быть независим от Бэкки Тэтчер. Славы было достаточно. Он будет жить ради славы. Теперь, когда он был выдающимся, возможно, она захотела бы “помириться”. Что ж, она должна видеть, что он может быть таким же равнодушным, как и некоторые другие люди. Но вот и она. Том притворился, что не видит ее. Он отошел, присоединился к группе мальчиков и девочек и начал говорить. Вскоре он заметил, что она весело бегала взад и вперед с раскрасневшимся лицом и танцующими глазами, притворяясь, что занята преследованием одноклассников, и визжала от смеха, как ей удается поймать одну из них; но он заметил, что она всегда ловила поблизости около него, и что она, казалось, бросала сознательный

взгляд в его сторону и в такие моменты тоже. Это льстило его злобному тщеславию и, вместо того чтобы смягчить его сердце, придавало ему еще больше самодовольства и спеси и заставляло еще сильнее скрывать, что он видит ее. Вскоре она перестала гоняться за девочками и нерешительно зашагала по комнате, раз-два вздохнув и украдкой, и с тоской поглядывая на Тома. Затем она заметила, что теперь Том больше разговаривал с Эми Лоуренс, чем с кем-либо еще. Она почувствовала острую боль, и ей сразу стало не по себе. Она попыталась уйти, но ноги предательски подогнулись и вместо этого понесли ее к группе. Она сказала девушке, стоявшей почти рядом с Томом, с притворной

живостью:

— Какая ты гадкая, Мери Остин! Почему ты не была в воскресной школе?

— Я была — разве ты меня не видела?

— Вот странно, нет! А ты? Где ты сидела?

— Я была в классе мисс Питерс, куда я всегда хожу. Я видела тебя.

— В самом деле? Забавно, что я тебя не видела. Я хотела рассказать тебе о пикнике.

— О, это весело. Кто собирается его устраивать?

— Моя мама собирается устроить его для меня.

— О, боже, я надеюсь, она позволит мне прийти.

— Что ж, она так и сделает. Пикник для меня. Кого хочу, того и приглашаю. И тебя приглашу непременно, еще бы!

— Это всегда так мило. Когда это будет?

— Скоро. Может быть, на каникулах.

— О, разве это не будет весело! Ты собираешься пригласить всех девочек и мальчиков?

— Да, все, кто мне друзья — или хочет ими быть.

И она украдкой взглянула на Тома, но он сразу же заговорил с Эми Лоуренс об ужасной буре на острове и о том, как молния разнесла большой платан “в щепки”, пока он “стоял в трех футах от него”. “

— О, можно мне прийти? — спросила Грейс Миллер.

— Да.

— А я? — спросила Салли Роджерс.

— Да.

— И я тоже? — спросила Сюзи Гарпер. — А Джо можно?

— Да.

И так далее, с радостными хлопками в ладоши, пока вся группа не попросила приглашения, кроме Тома и Эми. Затем Том хладнокровно отвернулся, продолжая говорить, и забрал Эми с собой. Губы Бэкки задрожали, а на глаза навернулись слезы; она скрыла эти признаки с наигранной веселостью и продолжала болтать, но теперь жизнь ушла из пикника и из всего остального; Она поспешила отделаться от окружавших ее подруг, ушла в укромное местечко и “выплакалась всласть”, как выражаются женщины, а потом сидела там, оскорбленная, мрачная, пока не раздался звонок. Она встала, мстительно сверкнув глазами, тряхнула своими заплетенными хвостиками и сказала, что

знает, что сделает.

На перемене Том продолжал флиртовать с Эми с ликующим самодовольством. И он продолжал блуждать вокруг, чтобы найти Бэкки