Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес! - Николай Куликов

— Это вам не с бабами и ребятишками воевать, — пробормотал я, оборвав ненужную теперь резинку и пряча пистолет в карман.

— О чем ты? — рассеянно спросил Дубовцев и с облегчением выдохнул. — Думал, все. Конец нам…

— Так, мысли вслух… — ответил я и снял фуражку: от нервного напряжения лоб мой покрылся потом.

То, что здесь произошло, можно было охарактеризовать как полнейший бред: агент абвера действовал заодно с советским разведчиком и его связным! Нарочно не придумаешь!..

Несмотря на весь драматизм ситуации, комплексовать по поводу произошедшего было некогда; сейчас требовалось одно — немедленно покинуть это опасное место. Я уже понял: «команда» у нас подобралась боевая — за исключением старика, все были бывалыми солдатами с крепкими нервами.

— Немедленно уходим! — едва переведя дух, скомандовал Дубовцев. — Берем с собой рацию и оружие. Одевайтесь теплее. Федор, помоги старику!

«Связного зовут Федор, — отметил я машинально. — Наверняка псевдоним».

— Где ты спрятал оружие, из которого уложил капрала? — спросил я его. — Тебя что, не обыскивали?

Он внимательно на меня посмотрел и как бы нехотя негромко ответил:

— Обыскивали. Стреляющая пряжка…

— Слышал о такой, но в действии увидел впервые. Отстрелялся на «отлично».

— Это ты у нас отличился, — заметил Дубовцев. — Кем бы ты ни был — благодарим!

— И на этом спасибо, — усмехнулся я.

Пока мы обменивались ничего не значащими фразами, Федор увел старика в соседнюю комнату. Во время нашего диалога с полицаями с последующей перестрелкой тот испуганно стоял, прижавшись к стенке, недалеко от входных дверей, при этом неслышно шевелил губами и крестился. По-моему, он был в шоке.

Дубовцев проверил лежащие на полу тела — все были мертвы. Вскоре в комнату вернулись его напарник и старик — оба одетые по-зимнему.

— Куда мы идем? — наконец открыл рот хозяин, опасливо поглядывая на мертвые тела.

На нем был старый овчинный полушубок, валенки, зимняя заячья шапка. Федор был одет в черное пальто и темную кепку. В руке он держал потертый кожаный саквояж.

— Действительно, куда? — спросил, в свою очередь, и я. — Мы как договаривались? Помогу вывезти твоего дружка — о втором человеке не было и речи!

— Это «наш» старик, бросать его здесь нельзя — тем более он нас с тобой видел! — решительным тоном заявил Дубовцев. — Все! Дискутировать нет времени. Уходим!

Он подхватил вещмешок с рацией и прикрутил фитилек керосиновой лампы — дом погрузился во тьму. На ощупь миновали холодную прихожую и вышли на улицу — впереди Федор поддерживал под руку хозяина, за ними я и наконец Дубовцев. Я слышал, как смершевец что-то негромко объясняет старику — тот все порывался вернуться за какими-то вещами, но в конце концов смирился и покорно направился к калитке. Замок на дверь вешать не стали. Выйдя на улицу, я взглянул на часы: начало пятого — в доме мы с Иваном пробыли семь-восемь минут, не больше. Теперь надо было как можно быстрее уходить — выстрелы (пусть и не очень громкие пистолетные хлопки) наверняка слышали соседи.

На темной улице по-прежнему не было ни души; пошел легкий снежок, и кругом стояла какая-то необычная тишина — казалось, было слышно, как на землю опускаются снежинки. Лишь где-то в отдалении раздавался лай собак да еще доносились редкие гудки парохода — до порта отсюда было рукой подать.

В «Опеле» наши «пассажиры» разместились на полу у заднего сиденья; когда они сели, Дубовцев накрыл их сверху большим куском брезента, предусмотрительно захваченным из гаража. Шторки на задних окнах в салоне Иван тщательно задернул. Потом он сел за руль, я — рядом; на большой скорости автомобиль помчался по еще спящим городским улицам. Впереди был еще один опасный момент — пост фельдполиции на выезде из Лиепаи. Впрочем, у нас были все шансы беспрепятственно его проехать, если, конечно, не произойдет ничего непредвиденного. А так — пожалуйста: вот документы, а вот под брезентом не подлежащий досмотру груз — сверхсекретная военно-морская аппаратура…

В принципе, все так и получилось: внимательно прочитав наш спецпропуск и проверив удостоверения личности, обер-лейтенант полевой жандармерии не задавал лишних вопросов. Когда миновали шлагбаум, спустя десять минут въехали в сосновый лес и остановились. Других автомобилей в этот ранний час на шоссе не было, и смершевец со стариком, откинув брезент, пересели с пола на заднее сиденье. Потом мы ехали еще около получаса; за это время нам навстречу попались только два грузовых и один легковой автомобиль.

— Уверенно ведешь, — заметил я. — Будто уже бывал в этих краях.

— Вчера подробно побеседовал с одним водителем и изучил дорожную карту, — откликнулся Дубовцев. — К тому же здесь грех заблудиться. В сторону «нашего» маяка всего одно шоссе, притом везде дорожные указатели!

Действительно, с чисто немецкой педантичностью вдоль дороги стояли столбики-указатели с названиями населенных пунктов, которые мы проезжали на большой скорости. Прочитав информацию на одной из табличек, Иван свернул налево, и мы еще некоторое время двигались по узкой проселочной дороге, которая вывела нас из леса на заснеженную холмистую пустошь. Я ощущал присутствие за спиной молчаливого смершевца, и мне было явно не по себе. Всю дорогу мои новые «друзья-чекисты» молчали. «Конечно, — горько подумал я, — для вас я фашистский агент, и при мне лучше не говорить ничего лишнего…» Снова в голову полезли неприятные мысли: «Теперь, когда я выполнил свою миссию, не захотят ли они от меня избавиться?» Но что-то мне подсказывало: этого не будет.

Наконец автомобиль остановился. Дубовцев на меня покосился, потом попросил, как он выразился, «подышать» свежим воздухом. Мне опять не понравился его тон. «Останемся один на один, надо будет с ним поговорить о наших дальнейших взаимоотношениях. Чтобы не считал меня своим «внештатным сотрудником» — а то уже распоряжаться начал, командир хренов!» После всего пережитого, когда возбуждение от схватки с полицией немного улеглось, я вдруг почувствовал сильную злость — в первую очередь на самого себя: «Дал себя втравить черт знает во что! Еще неизвестно, каким боком это мне вылезет! Чересчур сентиментальным стал: «Россия превыше всего… Род Дубовцевых…» Тьфу! Расчувствовался словно юная гимназистка!»

Вслед за мной через пару минут из «Опеля» вышел и старик; он явно ощущал себя не в «своей тарелке» — возбужденно ходил около машины, с каким-то недоумением озираясь по сторонам. Еще через пять минут показались Иван с напарником. Пожав друг другу руки, они перекинулись на прощание несколькими «дежурными» фразами — до меня донеслось только «Ни пуха, ни пера!». Мой «крестник» посмотрел в мою сторону: во взгляде Федора я уловил вместе с недобрым прищуром некий невысказанный вопрос — словно он хотел меня о чем-то спросить, но никак не решался. Потом Дубовцев пожал руку старику; тот явно волновался, а Иван негромко ему что-то объяснял, показывая в сторону моря. О том, что совсем недалеко за холмами-дюнами находится морское побережье, можно было легко догадаться по доносившемуся оттуда приглушенному шуму прибоя. Понял я и другое: скорее всего, следующей ночью старика со смершевцем заберет советская подводная лодка…