Пастухи чудовищ - Антон Корнилов

Белое озеро походило на гигантскую голубую линзу, аккуратно вставленную в земную твердь. Оно было совершенно неподвижно, это озеро, я даже наклонился и коснулся пальцем воды, ровно стоявшей в границах берега, словно в иррациональном ожидании, что это на самом деле стекло, а не вода. Вода, конечно… Только необычно смирная. Правда, и ветра совсем не чувствовалось…

И никого не было вокруг. Ни одной живой души, кроме нас.

Я не знал, что делать дальше.

Дега нервно курил, топчась у машины. В проем открытой двери заднего сиденья были видны бессильно разведенные подошвы кроссовок Макса.

Жуткая мысль мелькнула в гудящей моей голове. Я поспешил к внедорожнику, оскальзываясь на песке. Но прежде чем я успел вскарабкаться на обрыв, Дега догадливо сунулся в салон.

– Дышит он, дышит! – сообщил мне кореш, выныривая обратно.

Я провел рукой по лбу, вытирая пот. Дега внимательно посмотрел на меня.

– Ты тоже об этом подумал? – почему-то шепотом проговорил он.

– О чем?

– Ну… Если он вдруг помрет, то нас никто и не встретит. Не, не так. Нас потому и не встречают, что он уже… того… Они же, брахманы эти, все на расстоянии чувствуют. Об этом подумал, да?

– У дураков мысли сходятся, – не стал спорить я. – Только Макс-то живой. Дышит Макс-то…

– Дышит на ладан, – уточнил Дега. – Может, ему остались-то… считаные минуты.

– Да хватит каркать!

– А что еще нам делать? Бензин почти кончился – сюда-то еле дотянули. У этих… которые на другой машине, только полканистры оказалось. Скоро темнеть начнет…

– Тут вроде поселок неподалеку.

– Ага, поселок. Да он, скорее всего, заброшен давно, этот твой поселок. Или живут там такие же куркули, как в той Моршанке. Переночевать попросишься, а они бахнут в тебя в окошко из берданки. И вся любовь. А чего им? Копы же сюда не доедут…

Негромкий плеск заставил Дегу заткнуться на полуслове. Глаза его расширились, брови полезли вверх.

Я оглянулся.

Откуда она взялась у самого берега, эта большая лодка с крутыми бортами, похожая на древнескандинавский драккар?

В лодке находились двое. На веслах, толстенных и длинных, как телеграфные столбы, сидел широченной спинищей к нам огромный мужик в пошитой, кажется, из овечьих шкур косматой безрукавке, обнажавшей могучие руки, сплошь покрытые синей татуировкой. Орлы, змеи, звериные морды, кинжалы, многострочные изречения – типичная тюремная роспись. А на носу лодки стоял, напружинившись, тонкий паренек в потрепанной толстовке с капюшоном.

Я понял, что не сильно и удивился. Больше обрадовался.

Не успела лодка причалить, паренек соскочил прямо в воду, побежал к нам так стремительно, что капюшон откинулся назад, из-под него плеснуло волной густо-рыжих волос. И паренек оказался вовсе не пареньком, а девушкой, и красивой девушкой. Очень красивой. Как-то даже неожиданно красивой…

– Где он? – крикнула она на бегу. – Макс где? С вами?

Я не успел ответить, я только начал разворачиваться к машине, а она уже взлетела на берег.

Громадный мужик поднялся, обернулся, явив устрашающую физиономию: расплющенный нос, глубоко запрятанные под кустистые брови глаза, черная, с проседью, густая раздвоенная борода… Поперек мощного лба синела четко вытатуированная колючая проволока.

Без усилий втащив исполинские весла в лодку, он шагнул на берег и тоже направился к внедорожнику. Я невольно попятился – страшно было смотреть на этого типа, надвигавшегося на нас, точно авианосец на сельскую пристань. Я попятился, внезапно оступился и едва не упал. Удержался на ногах, схватившись за пучок сухой травы на кромке берега над собой, но шатнулся так неловко, что от этого движения в боку будто разорвалась бомба. Пару минут я ничего не слышал, кроме боя крови в ушах, ничего не видел, кроме кровавых пятен, расцветавших перед глазами. А когда пришел в себя, все уже было кончено – Макса забрали.

Страшный бородач, держа в руках мертво обвисавшее тело, влезал в лодку, за ним спешила рыжеволосая с рюкзаком в руках.

А мы с Дегой остались на берегу – он наверху, я внизу. Растерянные, лишние, ненужные, но все чего-то ожидающие. Как таксисты, которым забыли заплатить.

Бородач и девушка погрузились в лодку. Рыжеволосая совершенно скрылась из виду, усевшись на дно рядом с Максом. А бородач, спустив на воду весла, вдруг обернулся к нам.

– А вы чего же? – спросил он необыкновенно мягким – точно масло мял ласковыми пальцами – голосом. – Кого ждете?

– Никого… – пролепетал Дега. – А… нам тоже можно?

– Садитесь. И поплывем.

– Куда? – спросил я.

– А вы разве не видите? – удивился он.

И мы увидели.

От этой неожиданно открывшейся грандиозной картины у меня перехватило сердце. Из самой середины Белого озера, прямо из неподвижной воды, поднимался к небу колоссальный скальный массив, переходящий в серые каменные стены, являющиеся основаниями стремящихся ввысь башен, которые венчали серебряные купола. И холодно, и ярко кипело на этих куполах отраженное солнце.

– Что это? – прошептал я.

– Церковь? – изумился и Дега. – Ух ты, никогда вживую не видел. Только по телику…

– Монастырь, – услышал нас бородач. – Не церковь.

– Какой монастырь?.. – забормотал я. – То есть чей?.. Или кого? То есть не знаю, как правильно… Новодевичий? – стал я зачем-то выуживать из дальних закоулков памяти ранее никогда не используемые мною сведения. – Воскресенский?

– Монастырь, – словно ставя точку в расспросах, ответил бородач.

– Просто Монастырь? Так и называется? А… почему?

– Потому что другого такого нет. Так вы идете или дальше болтать будем?

– Идем! – поспешно заверил его Дега.

Теперь он полустоял-полувисел в тесной решетчатой железной клетке, прикованный наручниками к одному из верхних поперечных прутьев. А по ту сторону решетки, за столом с прикрученными к полу ножками, по-птичьи хищно склонился над бумагами парень, в ушах которого посверкивали золотые колечки – по три в каждом ухе. И был этот парень, одетый в куцый короткий клетчатый пиджачок, несмотря на молодость (ну никак не старше двадцати пяти) и совсем не начальственный вид, верно, большой шишкой. Потому что пока он шелестел своим бумагами, по обе стороны стола торчали в положении «руки по швам» два копа в форме, два рослых, краснорожих, пузатых копа, один – майор, а второй – аж целый подполковник.

Клетчатый парень отложил стопку бумаг, придвинул к себе какой-то разграфленный бланк, взял ручку и поднял голову, звякнув своими колечками. И взгляд парня вдруг вонзился в повешенного на решетке, как зазубренная кость, повешенный даже задергал кадыком, точно ему дышать трудно стало. Не сводя с повешенного глаз, клетчатый небрежно двинул рукой, отпуская копов. Они удалились поспешно и на цыпочках.