Этот бессмертный - Роджер Желязны

И всякий раз, когда удостаивал вопрос ответом, он былкратким, уклончивым, высокомерным, причем зачастую все это – одновременно. Онбыл самодовольным, тщеславным, синим, и во всем проявлялась его власть. Онзаставил меня глубоко задуматься о традициях рода Стиго в области философии,филантропии и просвещенной журналистики. Однако, в этот вечер я разговаривал сГассаном, после того, как не спускал с него глаз весь день.

Он сидел у костра, будто сошел с картины Делакруа. Элен иДос Сантос сидели поблизости, попивая кофе.

– Мои поздравления!

– Поздравления?

– За то, что вы не попытались убить меня.

– Нет. Я не пытался.

– Вероятно, завтра?

Он пожал плечами.

– Гассан, посмотрите на меня!

Он повернулся в мою сторону.

– Вас наняли убить этого синего?

Он снова пожал плечами.

– Не нужно этого отрицать, да и признаваться не нужно.Я уже и так все знаю. И поэтому я не могу допустить, чтобы вы это сделали.Верните деньги, которые заплатил вам Дос Сантос, и ступайте своей дорогой. Ямогу раздобыть для вас аэроглиссер к утру. Он доставит вас в любое место, вкакое вы только пожелаете.

– Но я счастлив здесь, Карачи.

– Ваше счастье тотчас же прекратится, как только с этимсиним что-нибудь случится.

– Я телохранитель, Карачи.

– Нет, Гассан. Вы сын верблюда диспентика.

– Что такое диспентик, Карачи?

– Я не знаю эквивалента в арабском, а вы не знаетегреческого.

Обождите минуточку, и я подыщу другое оскорбление. Вы –трус, пожиратель падали, крадущийся по темным закоулкам, потому что вы – помесьшакала и обезьяны…

– Возможно, это именно так, Карачи, так как мой отецговорил мне, что я родился для того, чтобы с меня живого содрали кожу ичетвертовали.

– Почему?

– Я был связан с дьяволом.

– Да?

– Да. Это чертям вы играли вчера? У них были рога,копыта.

– Нет, это были не черти. Это результат воздействиярадиации на несчастных детей, которых родители бросили умирать в этой глуши. Ноони, тем не менее, выжили – потому что глушь для них – настоящий родной дом.

– О! А я-то считал их чертями. Я до сих пор так о нихдумаю, потому что один из них улыбнулся мне, когда я молился о том, чтобы онипростили меня.

– Простили? За что?

В глазах араба вспыхнула отрешенность.

– Отец мой был человеком добрым, порядочным,религиозным. Он поклонялся Мэлаку Тавсу, которого невежды шииты (здесь онсплюнул) называют Иблисом или Шайтаном, или Сатаной. Его благочестие былошироко известно, наряду со многими другими добродетелями. Я любил его, но вменя, еще в мальчишку, вселился какой-то бес. Я стал атеистом и не верил вдьявола. Я был дурным ребенком; так, однажды я подобрал где-то мертвогоцыпленка, насадили его на палку и назвал Ангелом-Павлином. Я дразнил его,швырял в него камни и выщипывал перья. Один из мальчиков постарше перепугался ирассказал об этом моему отцу.

Отец выпорол меня прямо на улице и сказал, что с меня сдеруткожу живьем и четвертуют за богохульство, если только я еще раз позволю себеподобное. Он заставил меня отправиться на гору Зингар и вымаливать тампрощение. Я пошел туда, но бес не оставил меня. Несмотря на порку, я не верил всвои молитвы. Теперь, когда я уже стал старым, бес этот пропал, но мой отецумер много лет назад, и я не мог сказать ему: «Прости меня за то, что ябогохульствовал». Становясь старше, я стал ощущать необходимость веры. Надеюсь,что Дьявол в своей великой мудрости и милосердии поймет это и простит меня…

– Гассан, вас трудно оскорбить, – сказал я, –но я предупреждаю вас, поймите меня – ни один волос не должен упасть с головыэтого синего!

– Я здесь всего лишь скромный телохранитель…

– Ха-ха! Вы хитры и коварны.

– Нет, Карачи. Благодарю вас, но это не так. Я горжусьтем, что всегда выполняю принятые на себя обязательства. Таков закон, согласнокоторому я живу. Кроме того, вы не сможете оскорбить меня до такой степени,чтобы я вынужден был вызвать вас на поединок, тем самым позволив вам выбратьрод оружия. Нет, этого никогда не будет. Я не восприимчив к вашим оскорблениям.

– Тогда остерегайтесь, – покачал я головой. –Ваш первый ход против веганца будет и самым последним.

– Если так записано в Книге Судеб, Карачи, то…

– И зовите меня Конрад!

Гассан замолчал, а я поднялся и побрел прочь, обуреваемыйтяжелыми мыслями…

***

На следующий день все мы были еще живы. Мы быстро собралисьи прошли около восьми километров, прежде чем произошла непредвиденная задержка.

– Похоже, что где-то плачет ребенок, – внезапносказал Фил.

– Вы правы.

– Вот только никак не соображу, откуда доносится плач?

– Похоже, слева, вон оттуда.

Мы пробежали сквозь заросли кустов и вышли к руслупересохшего ручья.

На первом же повороте мы увидели ребенка, лежавшего междукамнями, завернутого в грязное одеяло. Его лицо и руки сильно покраснели подпалящими лучами Солнца. Это говорило о том, что он находится здесь довольнопродолжительное время. На его крохотном влажном личике были виднымногочисленные укусы насекомых.

Я опустился на колени, чтобы получше закутать его водеяльце.

Элен слегка вскрикнула, когда одеяло спереди приоткрылось иона увидела тело ребенка. На груди его был врожденный свищ, и что-то копошилосьвнутри него.

Диана закричала, отвернулась и начала всхлипывать.

– Что? – недоуменно спросил веганец.

– Один из покинутых, – сказал я, занимаясьребенком. – Меченый.

– Как ужасно! – с чувством произнесла «РыжийПарик».

– Это видимость или факт, что он брошен? –поинтересовался Миштиго.

– И то, и другое!

– Передайте его мне, – сказала Элен, протягиваяруки.