Фермуар последней фрейлины - Наталья Александрова

Она приподнялась, с облегчением осознав, что почти в полной мере восстановила способность двигаться, перевалилась через край контейнера и спрыгнула на землю.

Оглядев себя, Настя ужаснулась: она вся была в пыли, в клочьях войлока и в кирпичной крошке. Зато она была жива, и, кажется, сохранила ясность мысли…

Настя, как могла, отряхнула одежду и поплелась прочь, едва переставляя ноги.

Силы еще не полностью вернулись к ней, и она брела очень медленно, но все же держалась на ногах, и с каждой минутой чувствовала себя все лучше. Вокруг не было ни души, судя по всему, стройка давно уже была законсервирована, поэтому злодей, что ее похитил, и расположился тут с таким удобством, никого не опасаясь. Настя нашла калитку в заборе и выбралась со стройплощадки.

За забором обнаружился тихий переулок где-то в старом городском районе. Вскоре из-за поворота показалась маршрутка. Настя подняла руку, но маршрутка не остановилась, наоборот, прибавила скорость и промчалась мимо.

Настя вспомнила, что только что выбралась из мусорного контейнера, и поняла, что водитель принял ее за бродяжку. И то правда — вся грязная, как чума, бредет, пошатываясь, и сумки нет.

Сумка осталась там, в недостроенном доме, Насте некогда было ее искать.

Что-то в последнее время ей не везет с сумками. Первую отняли двое мерзавцев в собственном дворе, вторую потеряла сейчас. Но Настя, наученная горьким опытом, кошелек, телефон и ключи от квартиры держала в кармане куртки. Вот, все на месте. А сумка не новая, да косметики там немножко, так что почти не жалко.

Однако нужно было как-то добираться до дома, и когда из-за угла появилась следующая маршрутка, девушка шагнула на мостовую, вытянув перед собой руку с зажатой в ней купюрой, чтобы продемонстрировать свою платежеспособность.

Водитель остановился и даже открыл двери.

Настя вошла в салон, сразу же сунула водителю деньги и втиснулась на свободное место.

Рядом с ней сидела привлекательная молодая женщина с мальчиком лет шести. Покосившись на Настю, она подхватила ребенка и пересела на другую скамейку, подальше от нее — благо свободные места в маршрутке были.

Насте уже было все равно.

Она прикрыла глаза и сделала вид, что дремлет.

На самом деле она перебирала в уме события последних дней и пыталась доискаться до их причины, а самое главное — понять, что делать, чтобы выбраться из этого водоворота событий.

Однако додуматься до чего-то дельного она не смогла. Мысли ворочались в голове со скрипом, сама голова была тяжелая, как чугунный котел. Настя открыла глаза, чтобы не заснуть. Оказалось, что маршрутка проезжает по знакомым местам.

Вот она и дома.

К ее великому счастью, во дворе и в подъезде она не встретила никого из соседей. Было бы трудно объяснить им свой внешний вид и отсутствие сумки.

Добравшись до квартиры, Настя заперла на все замки входную дверь и без сил опустилась на пуфик в прихожей.

До сих пор она каким-то немыслимым усилием воли заставляла себя действовать, двигаться, чтобы добраться до дома, до своего безопасного убежища, укрыться там, спрятаться, как раненый зверь прячется в свою нору, но теперь последние силы оставили ее, и она не могла даже пошевелиться, не могла встать на ноги, как будто ей снова вкололи парализующее снадобье.

Так она просидела несколько минут, но потом как бы увидела себя со стороны — измученную, с растрепанными волосами, в грязной одежде — и вздрогнула от отвращения.

Нет, как бы там ни было, нельзя опускаться. Даже дома, наедине с собой.

Она вспомнила бабушку — та никогда не ходила по дому распустехой, в несвежем халате, непричесанная. Она одевалась скромно — денег в доме было немного, — но непременно аккуратно и чисто, и с большим вкусом. А ведь ей пришлось пережить столько, что современному человеку трудно себе даже представить — голодное военное детство, раннее вдовство, потом болезнь, когда руки отказывали, и она уже не могла рисовать…

Настя сделала над собой усилие, сбросила прямо в прихожей грязную одежду и доплелась до ванной.

Она встала под душ, пустила обжигающе-горячую воду и долго-долго стояла, чувствуя, как горячие струи, словно живая вода из сказки, смывают с нее страх и усталость.

Потом она сделала воду холодной — так, что зуб не попадал на зуб — и снова горячей. Она повторила несколько раз эту мучительную процедуру и наконец почувствовала, что снова стала человеком.

Настя насухо растерлась жестким полотенцем, оделась во все чистое и вернулась в прихожую, чтобы навести там порядок.

С омерзением собрала грязную одежду, понесла ее в стиральную машину…

И тут из охапки одежды на пол выпала старинная книга в потертом кожаном переплете.

Настя несколько секунд в недоумении смотрела на эту книгу, прежде чем вспомнила, откуда та взялась.

Именно эту книгу держал в руках ее похититель, тот фальшивый лейтенант полиции, в машину к которому она села по глупости и легкомыслию. Похититель допытывался у нее, что она знает о своей прабабке Облонской — и при этом потрясал книгой, как будто книга имеет к той какое-то отношение. Потом, убегая — точнее, уползая из того страшного места, Настя подобрала книгу и сунула за ремень джинсов, надеясь найти в ней хоть какие-то ответы…

Что ж, сейчас для этого самое время.

Забросив грязную одежду в машину и запустив самый жесткий режим стирки, она устроилась на диване и раскрыла книгу.

Это оказалась история Манон Леско и кавалера де Грие. Старое, дореволюционное издание с пожелтевшими страницами, с ятями и прочими непривычными буквами.

Настя в недоумении перелистывала первые страницы, не понимая, какое отношение этот старинный сентиментальный роман имеет к ней самой и к ее семье. Она уже хотела закрыть книгу — как вдруг, перевернув очередную страницу, увидела вписанные от руки между печатных строк ровные, красивые строчки. Записи были сделаны фиолетовыми, выцветшими от времени чернилами.

«Здравствуй, мой дневничок, здравствуй, мой сердечный друг! Давно я не делилась с тобой своими мыслями и заметками. Ну да, жизнь сейчас такая страшная и трудная, что у меня совсем не было времени для дневниковых записей, да и все тетради, подходящие для дневника, остались на старой квартире. Но мне так не хватало тебя, дневничок, так не хватало наших задушевных бесед… и вот сегодня мне пришло в голову, что можно писать между строк какой-нибудь книги. И тут как раз в кабинете Павла Васильевича мне попалась любимая моя книга — история Манон Леско… наверное, нет более подходящей книги, чтобы она стала моим собеседником!

Сколько всего произошло с тех пор, когда я последний раз доверяла тебе свои мысли, мой дневничок!

Нас с maman выгнали из собственной квартиры. Там поселились ужасные люди — матросы со зверскими, изуродованными сифилисом лицами, перепоясанные пулеметными лентами, комиссары в кожаных тужурках… Хорошо, что мы случайно встретили Павла Васильевича, и он пригласил нас к себе.