Зачет по выживаемости - Василий Гриневич

— Птица, — сказал Гриша без особой уверенности в голосе.

Юра возвратился на место.

— Слушай, давай раскроем карты, — сказал он после секундного молчания. Глаза его больше не блуждали. Напротив, смотрели ясно и даже как-то вызывающе. — Мы — попали. Просто внаглую и без малейшей перспективы попали. Что с нами будет, один господь знает. Это — не «Крестоносец». Корабль настолько древний, что я даже не уверен, сможем ли мы поднять его с планеты. Другого корабля здесь нет и быть не может. Красная кнопка, по которой нас смогли бы найти, ну, сам понимаешь, нет ее больше. Кроме того, вокруг космодрома есть какие-то люди. Я не думаю, что это прошлогодние или позапрошлогодние зачетники, одичавшие и… — Юра не закончил фразу. — Но это если и не земляне, то прямые потомки землян. Как они сюда попали и что делают, пусть с этим разбирается Астрошкола. Или Косморазведка. Или президент Академии Наук.

Гриша вспомнил напряженный полубезумный Юрин взгляд в тамбуре звездоскафа, палец на гашетке лучемета и спросил:

— Тогда почему ты просто не закрыл входной люк корабля?

Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза.

— Да, действительно, — сказал Гриша. — Извини.

— А ты как бы поступил, если б знал, что в эту минуту кроме нас с тобой к кораблю идут еще три человека?

Гриша Чумаков облизнул пересохшие губы.

— Вот я и хочу тебя спросить, — Юра сделал ударение на слове «тебя».

— Почему именно меня?

— Именно тебя, — взгляд у Юры Зайца опять сделался болезненно пристальным. — Не может быть, чтобы ты не знал.

— Я? Ты о чем?

— Твой дед занимает пост, который позволяет ему курировать сеть Астрошкол в Восточной Европе от Люблина до Оренбурга. Не может быть, чтобы он хоть словом не намекнул, не проговорился…

— Да нет же! — взорвался Гриша. — У вас мания просто какая-то! Сколько можно об этом?

— Слушай, Гриша, — с проникновенной задушевностью провинциального адвоката гнул свое Юра Заяц. — Сейчас не тот момент. Или ты еще не понял, как мы залетели? Что мы давно уже не сдаем зачет, а просто внаглую боремся за жизнь?!

— Я так понимаю, что ты не веришь мне.

— Не верю, — помотал головой Юра. — Не может быть, чтоб единственному внуку дед не говорил, как вести себя после катапультирования под сетью. Не может быть, чтобы не сказал ни слова ни о сети, ни о возможном взрыве мезонатора. Не может такого быть!

— Я так и думал. Ну а ты представляешь, что дед тут же слетел бы со всех постов, намекни он мне хоть словом, хоть полсловом о возможном сценарии зачета? Так или иначе — это всплыло бы рано или поздно.

— И что, ты хочешь сказать, что он не рискнул бы этим ради жизни единственного внука?

Гриша Чумаков пожал плечами.

— Кто были те люди, о которых ты говорил? Ты их видел?

— Гриша, ты не ответил на мой вопрос.

— О деде?

— Да.

— Отвечу. Скажи сначала ты.

— Смотри, Гриша, ты обещал.

— Говори. Ты их видел?

— Да, — Юра кивнул, — видел. И могу голову дать на отсечение, что это не параллельная зачетная группа и не прошлогодние зачетники, и вообще они не могут иметь никакого отношения к зачету, потому что женщины от выпускного зачета по выживаемости всегда освобождались.

— Женщины?

— Или ты хоть раз слышал о другом? Хоть раз были исключения?

— Это были женщины?

— Уж поверь мне, я смогу отличить…

— Ну, понятно, — пробормотал Гриша. Некоторое время он молчал, потом обнаружил, что грызет ноготь на мизинце. Ноготь был грязный, полуоторванный, когда он цеплялся за уступы на вертикальной стене. Только сейчас Гриша обратил внимание на свои руки. Кисти были исцарапаны, пальцы в мелких занозах. «Это когда я хватался за лианы». Гриша представил, как на его месте могла бы оказаться девчонка из выпускной группы, ну, например, та же Ленка Галактионова, но представлялось как-то слабо. Хотя Ленка, безусловно, была боевой девчонкой. Чего только стоили ее пять раундов, которые она продержалась на спор с прошлогодним призером в стиле до-шин-кан Игорем Поперечным по прозвищу Железный Дровосек. Да, если б раундов было побольше, Игорь, в конце концов, зарубил бы одним из своих коронных ударов гибкого и подвижного, как капелька ртути, противника, но вообразить Ленку на вертикальной стене, в течение четырех часов карабкающуюся навстречу ливню и стремительно наступающим сумеркам или катапультирующуюся из обреченной «Совы», не очень-то получалось.

— Женщины во все времена освобождались от зачета, — пробормотал Гриша. — Всем девчонкам, которые заканчивали Европейские Астрошколы, в конце пятого курса автоматически присваивалось звание пилотов-стажеров. И так, насколько я знаю, и в других школах.

Помолчали. Пять лет учебы в Днепропетровской Астрошколе девушки наравне с ребятами обучались всем премудростям науки выживать. В любых условиях, несмотря ни на что. Но для девчонок это был, скорее, теоретический курс. Часов практики по выживаемости у девушек было гораздо меньше. Ни о каких антарктических полигонах девчонки слыхом не слыхивали, разве кто-то из парней мог им ненароком похвастаться. Весь цикл по выживаемости для девушек заканчивался на последнем курсе в апреле где-нибудь в отрогах Альп, где инструктора у них принимали пеший маршрут, а для ребят Альпы становились лишь предварительным этапом выпускного зачета. И уж совсем дико было предположить, что девчонок ни с того ни с сего вдруг, несмотря на многолетнюю отработанную методу преподавания, попытались забросить за сто световых лет.

— Ну? — сказал Юра.

Гриша очнулся.

— Я вот чего не могу понять, Заяц. Ведь ты был смертельно напуган, когда встретил меня в тамбуре. До такой степени, что готов был продырявить мне живот из бластера. А ведь ты отнюдь, прости меня, не трус.

Юра опустил глаза.

— А как бы ты чувствовал, если бы на тебя вдруг с дерева, — Юра запнулся… — Не знаю, возможно, в темноте они приняли меня за кого-то другого.

— За кого это?

— Понятия не имею.

— И что же произошло?

Юра покусал губу.

— Их было двое? Трое?

Юра Заяц наклонил голову, и стало заметно, что волосы у него на макушке, еще не успевшие просохнуть и влажные, в одном месте значительно темнее и слиплись сосульками. На какое-то мгновение, даже не секунду, долю секунды, Грише вдруг показалось, что он уже видел такую рану, в точности такую, на голове, причем совершенно недавно, но у кого? Рану на голове, вокруг какой-то лес, то ли плавни, кто-то идет куда-то. Фу ты, черт. Никогда раньше память у Гриши не давала сбой. Переутомился? Бесовская ночь…

— Видал?