Зачет по выживаемости - Василий Гриневич
Шрифт:
Интервал:
— Ну, ты сказал, что вы беседовали о новых данных, которые появились в деле о катастрофе косморазведчика. — Юра вернулся в кресло.
Гриша Чумаков вздохнул.
— Вообще-то, это достаточно длинная история, Заяц.
— Ничего, время у нас есть, как ты считаешь?
Гриша уже открыл рот, но вдруг по периферии рубки под потолком вспыхнули бело-зеленые огни, какие обычно включаются при готовности корабля к взлету. То ли с опозданием сработал какой-то застарелый рефлекс на присутствие человека внутри корабля, то ли среагировали вестибулярные механизмы (тоже, надо сказать, с большим опозданием) в ответ на перемещение людей по рубке и постоянное в связи с этим изменение центра тяжести звездоскафа; бело-зеленые огни сменились на чисто белые, и надтреснутый, словно после долгого сна, негромкий мужской голос произнес:
— Двадцатое июня 2189 года. Ноль часов, сорок четыре минуты по среднеевропейскому времени Земли. — Гриша Чумаков и Юра переглянулись. — Кибермозг звездоскафа «Британик» приветствует вас на борту корабля. Назовите ваши имена.
Вряд ли кто-нибудь еще смог испытать такие же чувства, ну разве что кроме полунищего оборванца Аладдина, когда, потерев рукавом халата позеленевшую от времени, ни на что не годную старую медную лампу, он вдруг услышал: «Джинн, раб лампы приветствует тебя, о господин. Приказывай!»
Валентин открыл глаза и не сразу понял, где он. Это простительно, если ты просыпаешься в субботнее или воскресное раннее утро на Земле, за окном угадывается недалекий рассвет, и ты знаешь, что как бы не повернулись события сегодня, любые неприятности, что могут случиться, — какой-то вздор, который к завтрашнему, ну самое позже к послезавтрашнему дню сотрется из памяти напрочь.
Валентина окружала полутьма, но была она неравномерной: более темной ближе и более светлой дальше и левее, где угадывалось окно. Окно?
Валентин вскочил и тут же сел снова. Неужели прошло так много времени, что уже наступила ночь? Или он так устал, что проспал до самой темноты? Валик провел ладонью по лицу. Ладонь пахла болотом, тиной какой-то пахла, но запах этот не вызвал у Валика ни раздражения, ни нетерпеливого желания как можно быстрее избавиться от него, смыв под душем вместе с грязью и потом последних суток. Это безразличие никак не было связано с усталостью, а было продолжением каких-то глубинных свойств его природы, натуры первобытного охотника, скрытых под черепной костью где-то в тончайших переплетениях нервных волокон, а может, еще глубже — в неразличимых переплетениях молекул генных структур. Запах грязи и тины? Ну, что ж. Он будет пахнуть так, как пахнут почва и ветер в этом мире. И станет неразличимым (как?), как… само движение воздуха. Да и было бы невежливо (если бы Валентина спросили, он вряд ли смог бы подобрать более точное слово) пахнуть по-другому, чем пахнет этот мир, который ничем не лучше и не хуже других.
Все это наша собственная интерпретация. Валику наверняка ничего подобного даже и в голову не пришло бы. Просто он не обратил никакого внимания на запах и все.
Ах, как часто наши неосознанные реакции, что на первый взгляд кажутся случайными, и на которые мы, сплошь и рядом, внимания не обращаем даже, как часто именно они определяют повороты в нашей жизни. И, если задуматься над этим, становится немного не по себе, потому что реакции эти достались нам из такого невообразимого далека по генной эстафете (генной лотерее) от наших прапрапредков, что и представить трудно. И, значит, именно они, эти прапрадавно ушедшие и растворившиеся в земле люди, живые только в нашей памяти, руководят нами.
Некоторое время Валентин сидел, приходя в себя там, где сморил его сон: в кресле недалеко от окна. Было абсолютно тихо, даже дождь прекратился. Возможно, именно это и разбудило Валика. Вокруг стояла какая-то звенящая, ватная тишина, которой был пропитан весь дом и каждая вещь в доме, и от которой Валик уже успел отвыкнуть за последние дни.
Валентин пошевелил одеревеневшей шеей — от долгого сидения мышцы затекли. Он попытался представить, что делают сейчас остальные. Встретились ли Васич с Длинным? Они летели рядом, совсем близко. А если встретились, то куда идут? Через зону охоты двухтонных многоножек?
Воспоминания Валика о будущем заканчивались сегодняшним днем. То ли таланта у него не хватило проникнуть дальше по времени, то ли снадобье лесника оказалось недостаточно сильным. А вообще-то, кто его знает, эти ведьмацкие травы, может, оно и к лучшему, а то еще остался бы идиотом на всю жизнь.
За окном не было видно ничего — ни неба, ни близких деревьев — однородный темный фон за стеклом.
Вот так же однажды ночью в детстве он проснулся и понял, кем станет. Было ему лет восемь или девять. Безлунное небо было все усыпано звездами. И было лето. Валик достиг уже того возраста, чтобы понять: он отличается от сверстников. И не то, чтобы разница была так сильно заметна, но чувствовалось, что с каждым годом она будет становиться все больше и больше.
К этому возрасту Валик уже трижды успел побывать в бегах. Нет, у него были заботливые, любящие его родители — очень милые люди. Мать совсем извелась, потому что никак не могла найти никаких точек соприкосновения с сыном. Все, что она ни делала, казалось, обращалось во вред. День рождения с пикником, который родители устроили ему в шесть лет вместе с друзьями, закончился тем, что в течение суток в округе было поднято по тревоге десять или двенадцать поисковых партий, которые с ног сбились, разыскивая Валика и пятерых малолетних шкетов, которых он увел за собой. Вся эта возня, буча, поднятая вокруг него взрослыми дядями и тетями, казалось, не просто веселила Валика, но приводила в восторг. Нашли его через день, грязного, оборванного, вымазанного глиной и песком с ног до головы. Да, наверное, и не нашли бы так быстро, если бы его малолетние подельщики, что добровольно сдались один за другим, совершенно обескураженные и деморализованные той жуткой стороной, которой начала оборачиваться такая неожиданная и веселая вначале затея. Среди этих пятерых была и одна девочка, она оставалась с Валиком почти до самого конца и сдалась предпоследней. Именно она рассказала, где его искать. Валика, чумазого и ободранного, но несломленного выпавшими на его долю злоключениями, вытащили из норы, где он намеревался просидеть, пока поиски не переместятся в другой район, и доставили к родителям, которые уже потихоньку начали сходить с ума. Но это еще не конец истории. Через несколько дней Валик отыскал ту девчонку, что выдала его, и хотя она клялась, что Валика все равно рано или поздно нашли бы поисковые собаки, жестоко избил. В шесть лет. Для Валика не имело значения, кто перед ним: мальчик ли, девочка — подобные проблемы не волновали его. Или ты друг, и тогда я делюсь с тобой, всем тем, что у меня есть, или извини…
Валика несколько раз консультировали у врачей-психологов, в том числе у знаменитого Миндаль-Резовского, к которому его родители специально возили в Киев. От этих консультаций у Валика остались самые неприятные воспоминания.
Второй раз он в одиночку уплыл на лодке вниз по течению Днепра (ну их, этих слабых духом соратников), надеясь через проливы Босфор и Дарданеллы в самое ближайшее время достичь теплых лазурных вод Средиземного моря, откуда открывались совершенно уже ослепительные перспективы: остров Итака, Геркулесовы столбы, Канарские острова и острова Зеленого Мыса. Его задержал через двое суток речной патруль, около острова Воронов между Днепропетровском и Запорожьем, хотя, по самым скромным подсчетам Валика, к этому времени он уже должен был бы достичь гостеприимных берегов Турции.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!