Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

Если бы не этот пожар Москвы, я должен был добиться успеха. Я бы там пережил зиму. В том городе насчитывалось около сорока тысяч жителей, находившихся на положении рабов. Ибо вы должны знать, что русская аристократия держала своих вассалов на положении, близком к рабству. Я бы провозгласил свободу для всех рабов в России и уничтожил вассалитет и аристократизм. Это обеспечило бы мне союзническую поддержу со стороны громадной и могущественной массы людей. Я бы тогда или добился заключения мира уже в Москве, или на следующий год двинулся на Петербург. Александр был уверен в этом и отправлял свои бриллианты, ценности и корабли в Англию. Если бы не этот пожар, то я бы добился всего. За два дня до пожара я победил русскую армию в великом сражении под Москвой; я атаковал русскую армию силой в двести пятьдесят тысяч человек, окопавшихся в траншеях по самые уши, и со своими девяносто тысячами полностью разгромил их. Семьдесят тысяч русских пали на поле сражения. Они имели наглость заявить, что именно они одержали победу, хотя уже через два дня я вошёл в Москву.

Я был в самом центре прекрасного города, имевшего запасы провизии на целый год, так как в России всегда заготавливают провизию на несколько месяцев до наступления морозов. Запасов всякого рода было предостаточно. Дома местных жителей были хорошо обеспечены, и многие владельцы домов даже оставляли своих слуг, чтобы они обслуживали нас. Во многих домах их владельцы оставляли записки с просьбой к французским офицерам аккуратно обращаться с их мебелью и с другими вещами; они оставили все необходимое для наших нужд и надеялись вернуться домой через несколько дней после того, как император Александр урегулирует со мной все проблемы. В городе остались многие дамы. Они знали, что я был в Берлине и в Вене с моими армиями и никакого вреда не наносил местным жителям; и, более того, они ожидали скорого мира. Мы лелеяли надежду с комфортом устроиться на зимних квартирах в ожидании неминуемого успеха весной.

Через два дня после того, как мы вошли в Москву, был обнаружен первый пожар, который поначалу не дал повода для беспокойства, поскольку предполагалось, что он был вызван нашими солдатами, которые разожгли костры слишком близко от деревянных домов. Я был очень рассержен этим случаем и издал строгий приказ по этому поводу командирам полков и другим частям французской армии. На следующий день число пожаров увеличилось, но всё еще не до такой степени, чтобы забить тревогу. Однако, опасаясь, что пожары могут добраться до нас, я отправился верхом к месту происшествия и дал указание об их ликвидации. На следующее утро подул сильнейший ветер, и огонь от пожаров стал распространяться с необычайной скоростью.

Несколько сотен негодяев, нанятых для этой цели, рассеялись по всему городу и спичками, которые они прятали под одеждой, поджигали столько домов с наветренной стороны, сколько возможно, что было весьма легким делом, учитывая то обстоятельство, что дома были построены из легковоспламеняющихся материалов. Все это, а также сильнейший ветер сводили все попытки потушить пожары к нулю. Я сам чуть не стал жертвой пожара. Для того чтобы показать пример другим, я отважился шагнуть через языки пламени, в результате чего подпалил волосы и брови, а на спине загорелась моя одежда; но все наши попытки покончить с пожарами были напрасными, так как русские уничтожили насосы для тушения, и если таких насосов было свыше тысячи, то изо всех них, я думаю, мы могли найти лишь один годный.

Кроме того, мерзавцы, нанятые Ростопчиным, бегали по всем кварталам города, занимаясь поджогами домов. В этом им очень сильно помогал ветер.

Это ужасное пожарище, охватившее весь город, уничтожило всё. Я был готов ко всему, но только не к этому. Это не было предусмотрено, ибо кто мог подумать, чтобы сама нация подожжет собственную столицу. Однако сами местные жители делали все, что было в их силах, чтобы потушить пожар, и некоторые из них погибли, пытаясь сделать это. Они также приводили к нам немало поджигателей со спичками, спрятанными в их одежде, так как мы сами никогда бы не смогли обнаружить поджигателей среди мужиков. Я приказал расстрелять двести таких негодяев. Если бы не этот фатальный пожар, то мы бы имели всё, что хотела армия; прекрасные зимние квартиры; магазины, заполненные до отказа всякого рода товарами; и следующий год все решил бы. Александр согласился бы на мир, или я был бы в Петербурге».

Я спросил Наполеона, не думал ли он, что сможет полностью покорить Россию. «Нет, — ответил Наполеон, — но я бы вынудил Россию подписать со мной такой мир, который соответствовал бы интересам Франции. Я запоздал на пять дней с отходом из Москвы. Несколько генералов, — продолжал он, — сгорели в собственных постелях. Сам я оставался в Кремле до тех пор, пока все вокруг не было охвачено пламенем. Пожар в Москве разрастался, охватив огнем склады с китайскими и индийскими товарами и несколько лавок, торговавших керосином и спиртными напитками. От взрыва содержимого лавок пламя вырвалось нарушу, разметав все вокруг. Я выехал из Кремля в загородный дворец императора Александра, находившийся на расстоянии в одно лье от Москвы.

Вы можете представить себе интенсивность пожара в городе, если я вам скажу, что мы едва могли прислонить ладони к стенам и к окнам дворца, выходящим в сторону Москвы, так сильно они накалились от бушевавшего пожара. Это был потрясающий вид разлившегося моря огня, когда всё небо было в облаках пламени. Горы чередующихся красных языков пламени, подобно громадным морским волнам, то взмывали вверх, образуя огненное небо, то обрушивались вниз, становясь сплошным океаном огня. О, это было наиболее грандиозное и величественное зрелище, которое когда-либо созерцал мир! Ну-ну, доктор»[8].

9 ноября. Беседовал с императором на тему религии. Я обратил внимание Наполеона на то, что в Англии существуют различные точки зрения о его вере.

В последнее время некоторые люди предполагали, что он является приверженцем римско-католической церкви. «Я верю всему, — ответил Наполеон, — чему верит церковь. Бывало, я часто устраивал в своем присутствии диспуты епископа Нанта с папой римским. Папа римский хотел восстановить монашеский статус. Мой епископ обычно говорил ему, что император не возражает, чтобы тот или иной человек в душе был монахом, но он возражает против того, чтобы разрешить любому обществу монахов существовать публично. Папа римский хотел, чтобы я исповедовался. От этого я всегда уклонялся, повторяя: «Святой отец, в настоящее время я очень занят. Вот когда постарею…» Я получал удовольствие от бесед с папой римским, который был добрым стариком, хотя и упрямым.

Существуют так много различных религий, — продолжал Наполеон, — или их разновидностей, что очень трудно знать, какую именно следует избрать.

Если бы какая-то религия существовала со дня сотворения мира, то я думаю, что именно она и являлась бы истинной. А так я придерживаюсь той точки зрения, что каждый человек должен продолжать оставаться верен той религии, в которой он был воспитан, той религии, которая была религией его отцов.

Каково ваше вероисповедание? — «Протестант», — ответил я. — «А ваш отец также был протестантом?» Я ответил: «Да». — «Тогда продолжайте быть приверженцем этого вероисповедания».