Беги от любви - Симона Элкелес

– Чувства, с которыми ты столкнулась, Моника, нормальны и естественны. Ты скорбишь. Ты только что потеряла молодого человека. Но с каждым днем тебе будет чуть легче. Поверь мне.

– Я надеюсь на это. Спасибо за заботу, миссис Бин, – говорю я.

Я уже собираюсь уйти, но она протягивает мне брошюру.

– Вот, – говорит миссис Бин, вкладывая ее мне в руку. – Здесь описаны стадии переживания утраты. Почитай, Моника. Просто чтобы знать, что ты в этом не одинока.

Выйдя из кабинета, я, как зомби, бесцельно передвигая ноги, иду по коридору. Я впала в оцепенение. Бросаю взгляд на брошюру. Оцепенение не является стадией переживания утраты. Возможно, я все-таки одинока в своем горе. Может быть, я теперь всегда буду одна.

Мне хочется поговорить с Треем, рассказать, как мне тяжело хранить его тайну. Все говорят о том, каким примером для подражания он был, как на него равнялись, каким он был безупречным. Но безупречным-то он как раз и не был. И чем более идеальным кажется Трей, тем сильнее все ругают Вика. Ангел против дьявола.

Я опускаю голову и смотрю в пол – это проще, чем глядеть людям в глаза. Открыв шкафчик в конце дня, я замечаю на нижней полке сложенный клочок бумаги. Разворачиваю и читаю:

НЕ ЗНАЮ, СКОЛЬКО я уже живу у Айзы. Я стараюсь как можно больше спать, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Сейчас снова вечер. В окнах темнота.

– Ты поднимешь наконец свою задницу или нет? – спрашивает Айза, рассматривая себя в маленьком зеркале, которое висит на стене гостиной.

– Не-а.

Айза поворачивается ко мне:

– Эй, Вик, выходи уже из этого состояния. Ну в самом деле, пора прекращать. Ты что, думаешь, Трей одобрил бы такую жизнь? Да ты, если хочешь знать, не уважаешь его память. Он предпочел бы, чтобы ты жил на полную и вернулся к работе.

– А работать здесь – это разве жить на полную? – спрашиваю я.

– Конечно. Эта работа дает мне смысл жизни.

– Да к черту все это, – ворчу я.

Айза пожимает плечами:

– Может, это не самая лучшая работа в твоей жизни, но все лучше, чем валяться круглые сутки в темной комнате, неделями не меняя грязной одежды.

Я смотрю на свои несвежие джинсы и рубашку:

– Мне нравится эта одежда.

– Как хочешь, Вик. Но все же мог бы и помочь нам с Моникой. За все эти годы я уяснила одно: жалеть потом о том, чего не сделал, – отстой.

– Спасибо за совет.

– На здоровье. Сегодня я сижу с детьми Алекса и Бриттани, приду поздно. Хотя ты все равно не заметишь.

Айза уходит, продолжая нести всякий бред про «жить дальше». Повернувшись к ней спиной, я закрываю глаза. Надеюсь, удастся заснуть. Но нет. Черт, вот отстой! Терпеть не могу оставаться один на один со своими мыслями, поэтому стараюсь спать. Но я так много сплю, что организм принимает контрмеры.

Мне нужно пробежаться, чтобы сильно устать и свалиться замертво на диван. Я спускаюсь в мастерскую, радуясь, что Айзы нет. Не знаю пока, куда я направляюсь. Мне просто нужно пробежаться по городу, проветрить мозги. Я добегаю до старшей школы и обратно, внимательно наблюдая за тем, что происходит вокруг меня в этом дурацком городке.

Вернувшись в мастерскую Энрике, весь в поту, готовый завалиться спать, я замечаю на парковке девушку. Она в черном худи, которое скрывает часть лица. Догадка меня осеняет, когда я замечаю длинные густые волосы, выглядывающие из-под капюшона, и пухлые губы, которые узнаю не только при свете дня, но и в темноте. Моника Фокс. Напрасно я старался стереть из памяти, как она, закрыв ладонями рот, рыдала, когда скорая увозила Трея.

Черт! Я не хочу никого видеть. Особенно Монику. К сожалению, у меня нет выбора.

При виде меня Моника вздрагивает, и капюшон спадает, открывая идеальной формы лицо сердечком. Приложив руку к груди, Моника с облегчением выдыхает.

– Ой, это ты.

Она так близко… Я не знаю, что сказать. Ладони потеют, я замираю перед ней.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я резче, чем нужно, и Моника вздрагивает.

Она туго сцепляет пальцы.

– Я… э-э… пришла… э-э… чтобы поговорить с тобой. – Ее блестящие живые глаза сегодня красны. – Тебя не было на похоронах, так что, если ты не знаешь, Трея похоронили…

– Я знаю.

Она здесь, и это меня убивает. Трей мечтал о будущем с ней, а я собственноручно все испортил.

– Все тебя искали, – говорит она. – Тебе надо вернуться во Фремонт, Вик. Поедем со мной, а?

– Так тебя что, назначили охотником за головой и послали за мной, чтобы вернула во Фремонт? – спрашиваю я. – Ты всем рассказала, где я был все две недели?

– Нет. – Она отступает на шаг, по-видимому обидевшись. – Никто не знает, что ты здесь.

– Тогда почему ты сейчас сюда приехала?

– Потому что я переживаю за тебя. – Она откашливается. И после паузы добавляет: – Очень.

ВИК УЖАСНО ВЫГЛЯДИТ. Рубашка в пятнах, волосы взлохмачены. Как будто две недели жил на улице. Похоже, он сдался.

– Зря ты за меня переживаешь, не надо, – говорит он. – Особенно после того, что я с Треем сделал. Странно, что копы не ищут меня, чтобы задержать за убийство.

– Вик, ты не убивал Трея. Это был… – Я хочу сказать ему правду о том, что Трей сам сыграл не последнюю роль в своей смерти, но не могу. – Это был несчастный случай. И я никуда не уйду, пока ты не пообещаешь вернуться в школу и в футбольную команду. Без тебя им не выиграть.

Он закрывает уши ладонями:

– Я не хочу говорить ни о школе, ни о Трее, ни о футболе.

– Но почему?

Он пожимает плечами.

Стараясь казаться настойчивой, я упираю руки в боки.

– Ты же не можешь всю жизнь прятаться здесь, отмахнувшись от всех тех, кто о тебе беспокоится.

– А почему бы и нет?

– Потому что это глупо. – Я опускаю взгляд на свои ноги, потому что не могу смотреть ему в лицо. – Трей не допустил бы этого.

– Да, Моника, но Трея больше нет. А тебе пора бы уже понять, что я глупый.

Он подходит к мастерской и отпирает дверь, без слов давая понять, что разговор окончен.

Я знаю, что отец Вика плохо к нему относится. Вик никогда не чувствовал себя нужным, отец обращает на него внимание, только когда хочет отчитать и когда вынужден играть на публику. Я знаю, что частично из-за этого Вик такой замкнутый, но я не допущу, чтобы это в сочетании со стрессом от потери Трея давило на него.