Беги от любви - Симона Элкелес

– В Фэрфилде, – объясняю я, а потом добавляю: – В автомастерской Энрике.

– И он сказал, что вернется?

Я киваю:

– Да. Обещал.

Но к третьему уроку Вик так и не появляется. К шестому тоже. К седьмому я уже с грустью начинаю понимать, что он не придет. К девятому я киплю от возмущения.

После занятий я иду на тренировку чирлидеров. Я пропустила их очень много, но знаю, что Бри меня кем-то заменила. Я нахожу ее возле трибун, она вместе с остальной командой разогревается на траве.

– Вау! Не думала, что ты придешь, – увидев меня, говорит Бри.

Я бросаю на траву худи и бутылку с водой.

– Не хотелось больше тренировки пропускать.

– Моника, мы думали, ты еще отдохнешь, – смущенно говорит Бри.

– Ну а я пришла.

Девочки молча смотрят на меня. Я смотрю на школьную команду, все уже построились. На моем месте Кэссиди Ричардс.

– И что это значит?

– Кэссиди вместо тебя, – объясняет Бри. – Пока ты не вернешься.

– Я уже вернулась.

– Да нет. То есть… ну да. Просто ты пару недель не ходила на тренировки, и, так как мы не знали, вернешься ты или нет, мы придумали новый танец и… – Она широко улыбается, конский хвост болтается туда-сюда. – Ты только взгляни! Получилось просто классно. Кэссиди в прошлые весенние каникулы ездила в лагерь чирлидеров в Калифорнии и выучила там кучу всего, а потом показала нам.

– Как здорово. – Я буквально заставляю себя сказать это. – С удовольствием посмотрю.

Бри радостно взвизгивает.

– Ой, супер! Садись сюда, – взволнованно говорит она, указывая на землю. – Мы тебе все покажем, а ты посмотри. Тебе понравится! Ты такого еще не видела!

Сидя на траве, я смотрю танец под новую музыку, я ее еще не слышала. В танце есть сложные построения в форме буквы F, сопровождаемые крутыми движениями. По правде сказать, Кэссиди двигается великолепно. И я вдруг особенно резко начинаю ощущать мой артрит. Я массирую запястья в надежде облегчить ноющую боль.

– Вау! – только это я и могу сказать в конце.

Бри аплодирует девочкам и себе.

– Моника, так тебе понравилось? Правда круто?

Я киваю с трудом – шея будто затекла.

– Действительно круто.

Бри не из тех девчонок, у кого есть чувство такта, вот и сейчас все, как обычно: занята только собой. Она одна из моих самых близких подруг, но иногда мне кажется, что наша дружба сошла бы на нет, если бы мы с ней не были капитанами чирлидерской команды.

– Я подумала, что нам лучше не исполнять это на собрании болельщиков перед матчем, а подождать до следующей игры и выступить в перерыве. – Бри опускается на колени рядом со мной. – Мы, конечно, разучим танец и с тобой, чтобы ты заняла место Кэссиди. Если только ты не решишь уступить ей, ведь ты так много пропустила…

– Конечно, – перебиваю я, притворяясь, что ничего особенного не происходит. – Кэссиди великолепно смотрится. Пусть стоит впереди и будет ведущей.

– Правда? – У Кэссиди округляются глаза, и она прикрывает руками рот, как будто выиграла в лотерею. – Ты серьезно?

– Ну да. – Я говорю от чистого сердца, когда добавляю: – Вы все смотритесь великолепно. Бри права. Если вы не против, я отойду в сторону, и вы сами завершите сезон.

– Ты хочешь уйти из команды? – спрашивает Бри.

Я киваю:

– Ну да.

Вообще-то уходить я не хочу, но мне нашли замену, и никто не ждет, что я в этом году еще буду выступать.

Я еще немного наблюдаю за тренировкой, как дальний родственник, до которого никому нет дела. Когда все уходят в помещение на перерыв, я беру бутылку с водой и натягиваю худи. Мне всегда казалось, что в моей жизни все устроено и предопределено. Выходит, я ошибалась.

НЕ МОГУ ПРОСТИТЬ себе, что не был у Трея на похоронах. Просто не смог заставить себя находиться среди толпы людей, пришедших проститься с нашим городским героем. Он мог получить наивысший средний бал в нашей параллели, поступить в Университет Лиги плюща и многого добиться в жизни. Жители Фремонта всегда бы помнили о том, что в их городе рождаются великие люди. А теперь Трея нет. Меня же Фремонт запомнит как парнишку-неудачника, который еще и виновен в смерти их городского героя. Вот и все, что останется после меня.

Не хотел я идти на кладбище еще и потому, что вид могилы Трея вернул бы меня к реальности. А когда я лежу на диване у Айзы, можно делать вид, что окружающего мира не существует. Когда я сплю, я убегаю от реальности и могу не обращать внимания на то, что моя жизнь рушится прямо у меня на глазах.

Когда мои глаза открыты, на меня налетают кошмары. Но больше нельзя делать вид, что с Треем все в порядке. Я пытался игнорировать тот факт, что мой лучший друг лежит в земле, а это еще раз подтверждает, что я недочеловек и недостоин дышать таким же воздухом, каким дышал Трей. Как же мне его не хватает!

Приняв душ и переодевшись в чистое, я еду на кладбище. Всю дорогу меня трясет и внутренности как желе. Не хочу признавать то, что друг умер. И то, что в этом виноват я… Я не могу этого сделать. Но надо. В память о Трее. Возможно, у меня не осталось собственного достоинства, но по-прежнему есть уважение к лучшему другу. Пойти к нему на могилу – самое меньшее из того, что я могу сделать.

Найти могилу не составляет труда: вокруг земляного холмика на том месте, где гроб опустили в землю, лежит гора цветов. Когда я замечаю временную деревянную табличку с именем «Трей Аарон Мэттьюс», на глаза наворачиваются слезы. Я подхожу к могиле, и меня накрывает волной эмоций. Черт! В горле ком, и сколько бы я ни сглатывал, он не уходит. Как же тяжело! Реальность – отстой. Ненавижу ее. Я склоняю голову. Что сказать? Просто поговорить с ним?

– Привет, чувак, – бормочу я, утирая слезы.

Трей здесь, я ощущаю его присутствие. Да, зная его, можно предположить, что он договорился с Богом и теперь присматривает за своим телом, чтобы ничего плохого не случилось.

– П-п-рости м-меня. – Я давлюсь словами.

Но мне не получить прощения. Не выйдет, потому что Трея больше нет. Мне придется до конца дней жить с этим изнуряющим чувством вины, потому что он никогда не отпустит мне мой грех.

– Я пропал. Трей, что ты хочешь, чтобы я сделал? Мы должны были остаться друзьями навечно.

Почему вечность оказалась такой короткой?

– Вот, это тебе, – говорю я, протягивая красивую желтую розу. – Сорвал у Айзы с куста за мастерской. Уверен, Айза не заметит. Слишком занята – отбивается от ухаживаний Берни.

Я стою, не сводя глаз с холмика земли и представляя себе гроб, в котором покоится тело лучшего друга.