Одинаковые. Том 4. Претория - Сергей Насоновский

запрыгнул в узкую щель единственный оставшийся проход из этого зала с сушеной древней бабой.

Ободрал плечо о закрывающуюся плиту, порвав свою куртку и неслабо так приложившись, погасил скорость в перекате, стараясь при этом не повредить этот диск, из-за которого пришлось изрядно понервничать.

Ребята, подгоняемые Никитой, уже направлялись к выходу: кто бегом, кто ползком, кто на карачках. Тот чудовищно неудобный лаз за время нашего пребывания в пещере никто, разумеется, не расширял и в удобную, светлую галерею не превращал. Поэтому приходилось передвигаться в положении «зю» — точно так же, как мы пробирались сюда.

За спиной слышались звуки обрушения колонн, поддерживающих своды первого зала — того самого, с наскальной живописью.

— Что за шизофреники были эти древние, если организовали такую систему? Чувствую себя теперь долбанным Индианой Джонсом! — подумал я и хохотнул.

Заржали мы с Никитой вместе, и, хотя расстояние между нами уже было приличным, что-то около 30 метров, но эхо нашего смеха синхронно отразившись от стен забегало по пещере с какими-то зловещими переливами.

— Б-р-р-р… — Я передёрнул плечами.

Наружу выбрались запыхавшись, веселье ещё то оказалось! Томи, наш проводник из Кимберли, ждал снаружи вместе с оставшейся частью отряда, которая не спускалась в эти грёбаные катакомбы. Они, как пробки из бутылок, выдергивали нас по одному из лаза.

Слава Богу, никто в этой сумасбродной операции не пострадал. И вообще, с каждой новой находкой я задаю себе вопрос: — На кой-чёрт нам с братьями всё это нужно? Как будто у нас других дел нет, кроме как мотаться в поисках этих чёртовых хранилищ. Как коллекцию собирая непонятные диски с неизвестными письменами. Эта древняя цивилизация будто решила насмехаться над тремя попаданцами, то есть одним шизофреником в трех телах.

Сидя на привале и отдыхая после напряжённого забега по катакомбам, мы с братом размышляли по поводу артефактов, что попали в наши руки. Выходит, сейчас у нас есть три диска, собранные с разных концов света, и чёткое понимание, что на них может находиться какая-то очень важная информация, что имеет шансы поменять многие расклады в нашем мире, в мире, в котором мы очутились волею судьбы. Но факт того, что, даже спустя столько лет, мы не очень смогли приблизиться к их разгадке, очень сильно угнетал.

Похоже, придётся воспользоваться помощью кого-то из знающих людей. Всё-таки мы ни хрена не археологи, копатели и исследователи, а по большому счёту просто обычные солдаты ну и немного авантюристы. И ждать от нас фундаментальных открытий на сей счёт, наверное, немного глупо.

Остаётся лишь определиться, кто бы мог нам помочь. Среди видных учёных, которые на текущий момент серьёзно занимаются археологией и исследованиями, немало громких имён. Такие люди есть практически во всех развитых государствах. Но передавать тайну, а бы кому, конечно же, не хотелось.

Мы с Никитой, опять войдя в режим Горыныча, стали перебирать известные нам фамилии историков, разбирающихся и в археологии, и вообще способных каким-то образом подсказать и приблизить нас к разгадке этой тайны. И прежде всего хотелось обратиться к русскому учёному, так было больше шансов избежать утечки информации.

После напряжённого перебора вариантов на ум пришло имя Михаила Ивановича Ростовцева, которому в 1899 году должно исполниться 29 лет. Насколько я помню по прочитанным в прошлом книгам, он специализировался на истории и археологии эллинизма, Древнего Рима и античного Причерноморья. Сейчас он должен работать в Императорском Санкт-Петербургском университете. Уже после революции в истории моего мира он эмигрировал в Соединённые Штаты Америки и прожил до 60-х в эмиграции. Возможно, этот человек поможет нам сделать правильные выводы и направить на нужный путь.

К чёрту самостоятельные копания. Решено! Как только мы вернёмся в Питер, обратимся к Михаилу Ростовцеву.

Пока мы загорали в окрестностях Кимберли, Лёха с Кржижановским занимались нашим отрядом, как уже говорил ранее, отношение к Медведям в бурских войсках после проведённой невероятной операции, положившей конец осаде Кимберли, значительно улучшилось. И офицеры, и простые бойцы буквально заглядывали нашим парням в рот, а узнав, что все, без исключения, Медведи русские, по ощущениям, буры прониклись благодарностью ко всему русскому народу в целом.

Ещё интересным был тот факт, что в расположение медведей пришёл Евгений Августус российский доброволец, который сражался в рядах армии буров. Он был одним из иностранцев, прибывших в Южную Африку для помощи Трансваалю и Оранжевой Республике. У Кржижановского и Евгения состоялся продолжительный разговор, после которого посоветовавшись с Лёхой, Глеб Максимилианович принял Евгения в наши ряды. Конечно, боевая подготовка его в сравнении с нашими бойцами была недостаточной, но тот согласился заниматься организационными вопросами, а таковых в снабжении воинского подразделения достаточно много. Поэтому Кржижановский был рад пополнению в лице Августуса.

Пока мы направлялись в сторону Кимберли, по сути, проходя по тому же самому пути, что и двигаясь к пещере, я прокручивал в голове предположительное развитие событий с учётом того, что мы с братьями уже внесли некоторые изменения, которые, безусловно, повлияют на историю этой войны. Мне вспомнился один военный корреспондент газеты «Морнинг Пост», который в прошлой истории, в ноябре этого года, попал в плен к бурам. И вот этот самый корреспондент в будущем окажет немалое влияние на мировую политику в целом и на распространение русофобии в частности. Поэтому я принял решение, что Уинстон Черчилль должен упокоиться в Южной Африке навсегда. Надо лишь найти способ, как ему с этим делом помочь.

А пока я пытался выцарапать из своей памяти побольше из истории развития этого конфликта, а именно меня интересовала кровь войны. Конечно же это деньги, как завещал Наполеон, но они преимущественно нужны, кроме оплаты жалования, для снабжения войск всем необходимым. Тем более наглы воюют на приличном удалении от метрополии, и плечо доставки у них очень значительное, тем более в условиях этого просвещенного века. Поэтому мысль моя потянулась к тому, как в глобальном смысле нарушить логистику бриттов.

А в ходе Англо-бурской войны, англичане активно использовали морские порты для переброски войск. Основными портами, через которые осуществлялась транспортировка, были Дурбан, Кейптаун и Порт-Элизабет. Эти точки стали на время военных действий ключевыми логистическими узлами, обеспечивавшими снабжение и переброску войск.

Дурбан был главным пунктом высадки британцев: через него проходили основные потоки солдат и материального обеспечения. В 1899 году англичане начали массовую переброску, и к 1900 году численность их армии, в истории моего мира, достигла примерно 250 тысяч человек — что значительно превосходило бурскую армию, насчитывавшую около 50 тысяч бойцов. Кейптаун тоже играл важную роль