Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!» - Кирилл Евстигнеев

«Мессершмитты», видимо, поняв бессмысленность преследования, вскоре вышли из боя. А «пешки», поблагодарив нас за совместную работу, ушли на свою базу. У них горючего вполне достаточно. Мы же произвели посадку на аэродроме подскока, заправились и разлетелись по своим точкам.

Фронт все ближе подходил к Днепру. Наконец наступил тот долгожданный день, когда мы перебазировались на аэродром Большая Даниловка. Мы – на Украине! В боевых действиях полка начали преобладать вылеты на разведку, сопровождение штурмовиков, одиночных Пе-2, выполнявших фотографирование промежуточных оборонительных рубежей противника. Один-два полета в день – почти передышка, если сравнивать это с ожесточенными боями под Белгородом.

Можно было продолжить подготовку молодых летчиков. И в эскадрилье у каждого новичка мы проверили технику пилотирования в зоне. Затем выполнили по нескольку учебных полетов на слетанность пар, отработку коротких, стремительных атак.

Убедившись, что молодые пилоты могут держаться парой в групповом воздушном бою и самостоятельно выходить на аэродром, я брал одного-двух в группу уже на выполнение боевого задания.

На протяжении месяца летчики нашего корпуса с рассвета и до темноты «висели» над Днепром, на участке Мишурин Рог – Бородаевка, прикрывая переправы через реку, а также войска на плацдарме.

Немцы стремились сбросить небольшие подразделения с занимаемых участков. Но наши войска стояли насмерть, накапливая силы для дальнейшего продвижения вперед. Поэтому задача перед истребителями ставилась предельно кратко: любой ценой не допускать к ним бомбардировщиков противника.

…Десять «лавочкиных», ведомых мною, вышли на задание, как только над аэродромом рассеялась утренняя дымка. Боевой порядок несложен – шесть машин в ударной группе, четыре – в сковывающей (это пилоты первой эскадрильи во главе с комэском Амелиным).

Набрали три тысячи метров. Под нами Днепр. С командного пункта переднего края предупреждают:

– Будьте внимательны! В воздухе истребители противника. «Яки» только что дрались со «сто девятыми».

Я смотрю вверх, по горизонту, ниже себя – противника не видно. Где-то прячется, чтобы выскочить неожиданно и нанести удар.

Над рекой плывут разорванные клочья тумана, предвещая хорошую погоду. И вдруг вижу: впереди, по течению реки, метрах в пятистах ниже нас, идет восьмерка «мессершмиттов». Возможно, они появились, чтобы отвлечь нашу группу, а в это время «юнкерсы» и пролетят беспрепятственно?..

Бой со «сто девятыми» нежелателен, он в наши планы не входит: свяжешься с истребителями – прозеваешь бомбардировщиков. Что же делать? Решаю все-таки ударить и коротко объявляю группе свой замысел:

– Схватку вести, не уходя из района прикрытия. При появлении бомберов – прорываться к ним!

Не теряя времени, используя преимущество в высоте, мы с ходу бросаемся в атаку. Противник уже заметил нас. Его четверки одна за другой уходят вверх с разворотом вправо. Мысленно ставлю за этот маневр оценку «хорошо» – по старой инструкторской привычке. А сам разгоняю скорость до максимальной, чтобы не упустить «шмиттов», которые теперь уже устремляются вниз, как бы приглашая нас вести бой на вертикалях. Возражений нет: на вертикалях так на вертикалях! Даю команду Амелину:

– Алексей! Оставайся на высоте и держи превышение. Внимательней за воздухом!..

Моя шестерка мчится на противника. Помня, что «лавочкины» на пикировании уступают «мессерам», ловлю вторую четверку на выходе из него, а первую атакует Амелин. И вот готово: один фашист приказал долго жить!

Атаки следуют непрерывно. Самолеты постоянно меняют положение относительно друг друга. Это напоминает бешеную карусель. Вдруг замечаю две девятки немецких бомбардировщиков, а с ними – двумя четверками – «сто девятые».

– Под нами «лапотники»! Атакую! – передаю по радио и, выбрав удобный момент, полупереворотом отрываюсь от «мессершмиттов», как бы сваливаюсь на ведущую группу «юнкерсов».

Вражеские истребители, от которых я только что оторвался, меня не преследуют. Пара «шмиттов», идущая слева от бомбардировщиков, – не помеха, через нее можно проскочить. Атаку пары «сто девятых», что правее «лапотников», надо опередить. С четверкой «шмиттов», идущих позади второй девятки бомберов, встреча после атаки. Главное сейчас – стремительность, точность.

Командую своему напарнику Мудрецову:

– Бей левофлангового, замыкающего! Я – ведущего! Выход – над группой, вправо.

Сближаемся с «юнкерсами». Стрелки открыли плотный огонь из бортового оружия. Жарковато…

Мысленно успокаиваю себя: все внимание – на цель… Стрелки промахнутся, не попадут…

Пара вражеских истребителей, через которую мы с Валентином только что прорвались, осталась далеко позади. Та, что правее, – не в счет; она разворачивается для атаки, но уже поздно. Дистанция до противника настолько мала, что силуэт «лапотника» выходит за пределы отражателя прицела. Длинная очередь – и «юнкере», охваченный пламенем, падает одновременно с самолетом, сбитым моим ведомым.

Да, не часто случалось в эскадрилье, чтобы в одновременной атаке парой истребителей были уничтожены сразу два вражеских бомбардировщика! Довольно синхронно сработано.

Из атаки мы выходим вверх над «юнкерсами» – мимо пары «мессеров», что сопровождает вторую девятку бомберов.

Тернюк с Карповым бросаются к нам на помощь. Сейчас во что бы то ни стало надо прорываться к «лапотникам»: они вот-вот начнут бомбить наземные войска. Истребители противника, понимая это, лихо атакуют, сковывая нашу группу боем. Это-то не страшно! Мы боимся другого – «юнкерсы» уйдут…

Спина у меня взмокла, по лицу – пот в три ручья. И не столько от напряжения в бою – к этому я давно привык, – беспрерывно гложет мысль: задержать, не пропустить, успеть нарушить строй гитлеровских бомбардировщиков.

– Евстигнеев! «Яки» подходят. Они займутся «юнкерсами», а ты свяжи боем истребителей, – раздается голос с командного пункта. Я узнаю его: это командир корпуса Подгорный. Подмога очень вовремя. От радости кричу в эфир:

– Ура «якам»!

Да, пришли они, наши друзья, наши собратья. Не будь «Яковлевых», трудно сказать, чем бы все кончилось. Передаю по радио своим ребятам:

– Орлы, слышали?! Бьем «худых»!

Силы словно удесятерились. А «шмиттам» было не до «Яковлевых»: десятка красноносых Ла-5 наседала на них. На высоте от полутора до двух с половиной тысяч метров кружилось более двух десяткой истребителей. Амелин с Жигуленковым и братьями Колесниковыми держатся с превышением, они не дают «мессам» подняться вверх. И противник уходит к нашей шестерке, в эту свалку, где даже очередь выпустить мудрено – прошьешь не только чужого, но и своего. Не стреляют и фашисты – по этой же самой причине. Самолеты в воздухе напоминали быстро изменяющуюся гигантскую спираль – все так стремительно и нестойко в этой необычной круговерти…

В поле моего зрения иногда попадают шлейфы дыма горящих бомбардировщиков врага, белые купола парашютов – это работают «яковлевцы».