Заговор обреченных - Богдан Сушинский

– Так что там происходит, майор? Доктор Эйзер рассказывал…

– Простите, на эту тему я могу говорить только с рейхсминистром пропаганды Геббельсом, – прервал его Ремер, давая понять, что у него нет времени для бесед с прислугой, секретарями и случайными посетителями.

– А вы и говорите с рейхсминистром, – ничуть не обиделся этот хилый полукарлик, уставившись на майора большими, вишнево-темными глазами, укоризненно добрыми и основательно наивными.

– То есть? – не понял Ремер. – Вы – доктор Геббельс?

– Вы могли бы узнать меня по голосу.

– Не узнаю, – попросту признался майор. – По радио вы говорите совершенно иным голосом.

– Разве? – сконфуженно удивился Геббельс. – Этого мне еще никто не говорил.

Указав рукой на свободное кресло, рейхсминистр зашел за стол и, прежде чем сесть, натужно просверлил майора вопросительным взглядом, словно о чем-то хотел спросить, но не решался.

– Помню, что недавно вы были удостоены «дубовых листьев» к Рыцарскому кресту. Их вручал фюрер.

– Было такое, – оживился Ремер, только сейчас окончательно поверив, что перед ним Геббельс.

– Как жаль, что наша пресса забита общими сообщениями с фронтов и слишком мало рассказывает о людях, чей воинский подвиг достоин высших наград и похвал. Но, знаете, война. Когда она наконец кончится, о вас станут говорить с той же долей уважения, с какой говорят о Скорцени.

Ремер едва заметно поморщился, словно от нахлынувшей зубной боли. Он терпеть не мог, когда в его присутствии начинали говорить о «первом диверсанте рейха», «герое нации», «самом страшном человеке Европы»… Возможно, любой другой офицер и гордился бы, что его пытаются сравнивать со Скорцени, но только не он, майор Ремер. Подвигов, которые он совершил, вполне достаточно хотя бы для того, чтобы о них говорили, не сравнивая с этим тыловым диверсантишкой.

– Итак, произошло нечто такое, – предпринял еще одну попытку Геббельс, – что заставило вас не подчиниться приказу коменданта Берлина генерал-полковника фон Хазе…

– Формально я вынужден подчиниться, но… Я офицер. Командир элитного батальона. И я хотел бы знать, что происходит. Если мне приказывают оцепить правительственный квартал, а затем блокировать все подходы к дому рейхсминистра пропаганды, я обязан хотя бы знать, чем это вызвано.

– О чем вы говорите, майор? Вы что, в самом деле получили приказ оцепить мой дом? – приподнялся от удивления Геббельс.

– Именно эту часть приказа я и отказываюсь выполнять.

– А зря.

– Не понял, господин рейхсминистр. Могли бы вы выражаться проще, помня, что перед вами не доктор философии, а фронтовой офицер.

Геббельс не был военным, и это освобождало Ремера от привычного чинопочитания. Гражданских же чинов для него попросту не существовало.

Рейхсминистр улыбнулся и предостерегающе помахал руками, пытаясь успокоить фронтовика.

– Я всего лишь имел в виду, что вы все же приведете солдат и расположите их у моего дома. Но только для того, чтобы избежать оцепления другими войсками, которые, возможно, будут подчиняться заговорщикам.

– Вот это понятно. Будет выполнено немедленно, как только выйду отсюда.

Геббельс выдержал не совсем понятную комбату паузу.

– Майор Ремер… Я должен понимать так, что, несмотря на известные события, вы остаетесь верны национал-социализму, фюреру, Третьему рейху?

– Даже если разговоры о гибели фюрера окажутся правдой, я останусь верным своему долгу офицера.

– Господи, да кто вам сказал, что он погиб? – патетически, но с явным запозданием воскликнул Геббельс, и вот теперь-то Ремер действительно узнал голос главного пропагандиста Третьего рейха. – Откуда исходят подобные разговоры? Он жив! Фюрер находится в своей ставке «Вольфшанце» и продолжает руководить страной. Не скрою, на него было совершено покушение. Есть раненые. Но сам фюрер совершенно не пострадал. Его враги жестоко просчитались и очень скоро они смогут убедиться в этом.

Ремер тоже приподнялся и с несвойственным ему вдохновением ответил в тон Геббельсу:

– Теперь я верю, что вы тоже за фюрера, господин рейхсминистр. Для меня это важно, поскольку убедился, что многие генералы и старшие офицеры уже предали его и даже объявили, что берут власть в свои руки. Они твердят, что все разговоры о том, будто фюрер все еще жив, – обычная пропагандистская ложь.

– Пропагандистская ложь? И даже «обычная», – вспыхивает Геббельс. Ремер знал, чем достать его. – Конечно же, теперь эги мерзавцы будут утверждать нечто подобное до тех пор, пока вся Германия не услышит обращение фюрера к народу. Но для этого еще понадобится некоторое время.

– Почему? Прошло столько времени. Достаточно нескольких его слов. Ведь если бы мои солдаты услышали хотя бы его голос…

Рейхсминистр замялся, давая понять, что его вынуждают говорить то, о чем говорить не положено.

– Все очень просто, майор. Как оказалось, в ставке фюрера нет… трансляционной радиостанции. С часу на час ее туда доставят… Никто не предвидел подобной ситуации. Это серьезное упущение.

– Да уж, – не пощадил его Ремер.

– Но вы, лично вы майор, как командир батальона «Гроссдойчланд», от верности которого во многом зависит сейчас судьба Германии, сами сможете убедиться, что фюрер жив.

– Каким образом? – все с тем же неистребимым окопным простодушием поинтересовался Ремер. Рейхсминистр уже понял, что майор явно переигрывает в своей роли эдакого фронтовика-простачка, однако виду пока что не подавал.

– Да очень просто. Если только нам удастся связаться с «Вольфшанце».

Геббельс отлично понимал, как важно, чтобы фюрер получил поддержку именно от него. И не только на словах. Важны действия. Нужна воинская сила, которая не допустила бы захвата власти хотя бы в столице. И он преподнесет Гитлеру этот подарок, этот неоценимый дар в виде усиленного охранного батальона «Гроссдойчланд». Так что дело здесь не в Ремере.

К счастью, связь работает четко.

– Ставка? Приемная фюрера? Это вы, Буркдорф?! – узнал по голосу шеф-адъютанта Гитлера. – Рейхсминистр Геббельс говорит. Да-да, Геббельс! Соедините меня с фюрером. Что? Это срочно, Буркдорф. Вы знаете, что сейчас происходит в столице?! Я по очень важному государственному делу.

* * *

Ремер напряженно всматривается в лицо Геббельса. Ему с трудом верится, что этот человек вот так, запросто, взял и связался с Гитлером. В какие-то мгновения майору кажется, что Геббельс всего лишь разыгрывает комедию. Не мог он связываться с Гитлером только ради того, чтобы доложить о своем разговоре с каким-то там командиром батальона.

– Здесь Геббельс, мой фюрер, – дрогнувшим голосом заговорил рейхсминистр. – В Берлине путчисты объявили о начале операции «Валькирия». То есть, по существу, это означает государственный переворот.