Колхозное строительство 2 - Андрей Готлибович Шопперт

написать ещё больше хороших песен.

Выделился старый знакомый. Сергей Новиков решил, видно, воспользоваться трибуной и предложил открыть в каждом городе математический класс, а в Москве или Ленинграде — основать интернат для особо одарённых. Всё правильно сказал, только место перепутал. Путин его в Сочи создаст. Там детям лучше, чем в стоящей на болотах Москве и в совсем уж заливаемом и сверху, и снизу Ленинграде.

Когда начали вставать и вести застольные беседы, к Тишкову выстроилась очередь. Первым подлетел не присутствовавший в зале министр автомобильной промышленности СССР Александр Михайлович Тарасов, а Тихон Хренников, эдакий цепной пёс реакции. Сейчас, надо думать, поводок в руке Суслова.

— Пётр Миронович, рад знакомству! Ваши песни — это просто глоток свежего воздуха, — ну ничего себе. Правду ли писали в будущем о сём муже?

— Спасибо, Тихон…

— Николаевич.

— Спасибо, Тихон Николаевич. Только не просите спеть, нет ни слуха, ни голоса, — поржали.

Хренников ещё раз пожал руку и сделал вид, что отошёл, а сам пристроился чуть в стороне за спиной. Подслушивает. Значит, не врали про его любовь к «борьбе с формалистами». Да и пусть слушает.

Вторым прорвался Сергей Новиков. Математик поздравил, пожал руку, выслушал ответный комплемент и почти отошёл. Ага. Сделал вид, что пытается отойти, и глазами в угол стрельнул. Прогулялись до угла.

— Пётр Миронович, есть новости по вашему кубику?

— Давай так, Сергей. У меня есть пара образцов. Не с собой, конечно. Приходи завтра утром по тому же адресу, часов в десять, — понятно, что в этот раз Тишков поселился в гостинице «Россия», с ним ведь дочь и Маша-Вика — но вот завтра у него назначена встреча с химиками у Чуковских дома. Совместим. Кубики сделали на зоне и вручили торжественно Петру за пять пачек «со слоном». Почти бесплатно.

— Пётр Миронович, к вам и не пробиться, — вот на этот раз министр.

— Александр Михайлович, вы не переживайте. Конечно же, мы возьмём мальчика. Как его зовут?

— Тёзка ваш. Почти полный. Пётр Митрофанович, — чуть улыбнулся.

— Возьмём тёзку. Он один будет?

— А мать?

— Она тоже больна?

— Тоже, от неё и заразился.

Час от часу!

— Женщина в каком состоянии? — вот уж вляпался так вляпался.

— В среднем, — губы поджал.

— Она вам дочь или невестка?

— А это имеет значение?

— Я просто хотел спросить, а остальных членов семьи она не заразила? — лысый министр, похожий на Хрущёва, поджал губы. Властный товарищ, не привык просить.

— Нет, недавно все проверялись. Это невестка.

— Хорошо. Пусть приезжают. Разместим обоих в детском тубдиспансере. Там сейчас немного свободнее стало, — и правда ведь, за последние три с небольшим месяца выздоровело десять детей, а прибавилось только трое, да и те — из Карпинска и Волчанска.

— «Чайку»…

— Подождите, Александр Михайлович. У меня к вам три просьбы. Даже, вернее, предложения. Два вам точно понравятся, да и третье интересное.

— Предложения? Кого-то устроить нужно в министерство? — конечно же, «балшой началник».

— Нет. Это не на минуту разговор, к тому же, нужно показывать картинки.

— Что машину спроектировали? Фурцева говорила, что вы инопланетянин, — улыбнулся, оттаивая, но глаза невесёлые.

— И машину тоже. Где мы сможем спокойно поговорить?

— Надолго в Москве? — протёр лысину платочком министр.

— Дня на три-четыре. Как пойдёт.

— В понедельник в восемь утра в министерстве. На вас будет выписан пропуск. Кто-то нужен кроме меня? — вот, ну есть же деловые люди.

— Нужен человек, который занимается кузовами «Волг».

— Две сороки! Будут вам сороки, — теперь улыбнулся по-настоящему.

— Сороки?

— Юрий Наумович Сорочкин — это заместитель главного конструктора завода по кузовам. Виктор Петрович Сорокин — заместитель начальника экспериментального учебного цеха автозавода. Они на ГАЗе главные спецы по кузовам. Их там «двумя сороками» зовут. Сегодня же вызову, к понедельнику прибудут. Не придётся хоть краснеть? — опять насупился товарищ.

— Придётся. По противоположной причине.

— Заинтересовали. Сегодня суббота. В понедельник. Знаете, где находится наш дом терпимости?

— Дом терпимости?

— Здание имеет множество входов и выходов с разных сторон, в нем полно переходов, лабиринтов и тупиков. До революции это был доходный дом Алексея Хомякова. Ходят слухи, что в годы НЭПа в нем размещался дом терпимости — благодаря множеству лабиринтов, тупиков, выходов посетителям удавалось избегать нежелательных встреч.

— Не слышал. Интересно.

— Дом стоит на пересечении Кузнецкого моста и Петровки. Красивое здание, найдёте. Ну, не буду больше задерживать, вон к вам уже очередь выстроилась, — снова протёр лысину платочком, и крепко сжав руку, отошёл.

— Пётр Миронович! — вот и Фурцева.

— Добрый день, Екатерина Алексеевна, — чуть снова не поклонился. Здесь бы выглядело не смешно.

— Пётр Миронович, не знаю, плохо это или хорошо, но Михаил Андреевич и Леонид Ильич хотят познакомиться с Машей… вашей, — и радостно щерится, вспомнила про рифму.

— И где они?

— Сейчас пошли в малый зал. Там отдельный стол для руководителей.

— Я про Машу и Таню.

— А я откуда знаю? Шучу, не пугайтесь. Твой человек их у входа в Кремль встретил и проводил в гостиницу, потом моему заместителю отзвонился, а он мне передал, — у, змея! Пётр аж взмок. Потерять этих пигалиц в Кремле…

— Уже послали?

— Конечно, — снисходительно улыбнулась Фурцева.

— Позвоните в номер, пусть посланец возьмёт серый чемодан. Без песен ведь не обойдётся.

— Уже чемоданами песни возишь? — чуть пьяненькая Екатерина Великая прыснула.

— Приходится с вами, — лучший экспромт всегда получается после долгих репетиций. Вот и проверим эту поговорку.

— Как привезут, я тебя заберу. Веселись пока. Много не пей, — и ломанулась за Хренниковым.

Ну, осталось пообщаться с Абрамом Моисеевичем Ляссом. Заведующий лабораторией ЦНИИТМ. Как это расшифровывается? ЦНИ понятно — Центральный научно-исследовательский. ИТМ — институт тяжелого машиностроения? Или точного? Военный, значит. Из Подольска.

— Абрам Моисеевич, можно вас украсть у дамы на пару минут? — завлаб, высокий, почти лысый мужчина с остатками волос только в районе висков, подливал вина крашеной шатенке, не очень-то молодой и совсем не привлекательной.

— Вы ведь композитор? — орлом вылетел лауреат из-за стола.

— Поэт. Это к делу не относится. Я Первый секретарь горкома партии в городе Краснотурьинске. У нас там есть Богословский алюминиевый завод.

— Знаю, даже знаком был с Рюминым, — покивал Моисеевич.

— Замечательно. Там есть литейка чёрная, небольшая. Насосное хозяйство и бронировка мельниц, ну, и по мелочи ещё всякой всячины льют. Тонн триста в месяц. Разговор о насосном хозяйстве. Нельзя ли ваши смеси там внедрить в этом году? У вас формальдегидные смолы? — Пётр отводил за руку товарища подальше от начинающего становиться шумным стола.

— Что, простите? Нет, у нас не пластмассы. У нас смеси на основе жидкого стекла.

Опять Штирлиц был на грани провала. Экое старьё! Даже не вчерашний,