Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

Губернатор встрепенулся:

– Душечка, это не столь важно, да и объяснять довольно долго. Лучше я тебе после расскажу.

Губернаторша не унималась:

– А слово «мордан» по-русски что-то значит?

Тогда Всеволожский решил пресечь беседу, обратившись к другой стороне:

– Александр Аполлонович, вы нас хорошо развлекли, но хватит о французах. Война давно окончена. Теперь Франция для нас не враг, а друг. Прошлое забыто. Мы не помним зла, и французы тоже стараются забыть, сколько разрушений принесли русские войска, когда воевали с Наполеоном в Европе, в том числе во Франции.

Поручик вдруг почувствовал, как внутри всё закипает:

– Мы помогали французам избавиться от Наполеона-узурпатора, который втянул их в войну со всем миром. Я за это свою кровь проливал, а теперь мне предъявляют счёт за разбитую посуду? Ну, уж извините, господин губернатор! Война есть война.

– Война – это кровь и смерть, – со вздохом произнёс Всеволожский.

– Наполеон об этом не думал, когда шёл на нас, – заметил Ржевский. – А как русские пришли в Европу, так все сразу вспомнили, что война – это страшное дело.

– И всё же русская армия нанесла Франции большой ущерб, и за это нам следует просить у французов прощения, – сказал губернатор.

Генерал Ветвисторогов недовольно нахмурился. Бенский начал беспокойно посматривать на них, словно выбирая, чью сторону поддержать, если его призовут высказаться.

Дамы выглядели совсем растерянными. Кроме старушки Белобровкиной, которая, как всегда, не слышала больше половины разговора.

– Победили Наполеона, и слава Богу! – громко сказала она.

– Победили, но какой ценой! – заметил ей Всеволожский.

– Можем повторить-с, – сквозь зубы процедил Ржевский.

– Что? – теперь губернатор нахмурился даже сильнее, чем генерал Ветвисторогов минуту назад.

– Можем повторить-с, – уже громче и увереннее произнёс Ржевский.

– Ах, вот как?! – воскликнул губернатор. – Так вы, значит, Александр Аполлонович, оправдываете войну?

– А чего вы ждали от гусара? – спросил поручик.

– Гусара в отставке, – напомнил Всеволожский.

– Бывших гусар не бывает! И вообще я собираюсь вернуться в армию. – Поручик взял свой бокал, ещё наполовину полный красным вином. – За здоровье присутствующих дам! – И осушил до дна.

– Значит, вы не чувствуете никакой вины перед французами за то, что творили на их родине?

– Нет-с, – ответил Ржевский с нахальной улыбкой, прямо-таки излучая уверенность в себе. Он всегда обретал уверенность, когда не задумывался над тем, что делает и говорит.

Пожалуй, если бы поручик задумался, то смог предсказать, что случится, но он ни о чём не думал, поэтому дальнейшие события стали для него полной неожиданностью.

– Вон из моего дома, варвар! – закричал князь Всеволожский, вскакивая из-за стола.

– А? – Ржевский всё ещё не сознавал свалившегося на него счастья.

– Вон! – снова крикнул губернатор.

До поручика наконец дошло: назревающая помолвка с Тасенькой отменяется!

– С удовольствием, – сказал он и тоже поднялся из-за стола, но в ту же секунду обнаружил, что вино, выпитое после водки, нанесло двойной удар – разом ударило в голову и под колени. Устоять на ногах оказалось крайне трудно. Пришлось даже схватиться за край стола.

– Честь имею! – произнёс Ржевский, кивнул Всеволожскому и генералу, а затем по очереди всем дамам: Тасеньке, Белобровкиной, губернаторше и с особенным чувством – Ветвистороговой. Бенского забыл случайно, но когда вспомнил, не стал исправлять оплошность: «Чёрт с ним».

А затем пришла мысль, что надо бы закрепить успех, так внезапно достигнутый.

Снова повернувшись к губернатору, Ржевский произнёс:

– Ну ты и орёл, князь!

Князь Всеволожский и остальные оказались слегка озадачены. Поручик через мгновение понял свою ошибку:

– То есть… ну ты и осёл, князь! Мог бы сразу понять, что я – не либерал.

С этими словами Ржевский развернулся и шагнул прочь, но тут обнаружил, что, отпустив край стола, не выпустил из рук скатерть. Фарфор, хрусталь и серебро посыпались на пол с мелодичным звоном. Тасенька немелодично взвизгнула. Возможно, ей на колени что-то упало. Старушка Белобровкина ойкнула. Наверное, на неё тоже что-то свалилось, но у Ржевского имелись заботы поважнее – как бы добраться до своих санок и не упасть, особенно на ступеньках, а то ещё распространятся слухи, что губернатор спустил его с лестницы. Нет, этого никак нельзя было допустить!

Уходить надо красиво, поэтому поручик пытался придать своей походке столько красоты, сколько возможно в нынешнем состоянии.

* * *

Добравшись до гостиницы, Ржевский кое-как поднялся в номер, повалился на кровать и провалялся так до самого вечера, то засыпая, то просыпаясь и счастливо похохатывая, ведь обед у губернатора прошёл почти идеально. Конечно, было жаль, что не удалось как следует поухаживать за генеральшей Ветвистороговой, ну да ладно.

И только тогда, когда за окнами сгустилась темнота, а Ванька зажёг свечи, поручик вдруг резко оторвал голову от подушек и воскликнул:

– Чёрт побери!

Ведь свидание с Софьей предстояло вроде как сегодня! В полночь! А сколько оставалось до полуночи? И за это малое время следовало привести себя в порядок.

Ржевский, сев на кровати, подозвал Ваньку.

Тот подошёл, держа в руках канделябр.

Поручик с силой дыхнул; слуга сморщился, а огоньки свечей канделябра на секунду вспыхнули необычайно ярко и сильно. Очевидно, причиной тому были винные пары.

– Водкой от меня пахнет? – спросил Ржевский.

– Пахнет, – сокрушённо ответил Ванька.

В течение следующих двух часов Ржевский тщательно помылся, побрился, ещё раз почистил зубы, прополоскал рот одеколоном и намазал усы духами, а затем вновь облачился в гусарский мундир, проветренный на морозе.

Отражение в зеркале выглядело неплохо, но стоило только дыхнуть, как впечатление портилось. На этот раз Ванька почти не скривился, но дамы к таким вещам более чувствительны и взыскательны, поэтому следовало предпринять ещё что-нибудь.

«А может, само исправится?» – с надеждой подумал Ржевский.

Он просидел в номере ещё около получаса, делая особое упражнение – как можно чаще вдыхая и резко выдыхая, чтобы весь запах «выдохся», а затем решил снова испытать удачу, но проверить себя не на Ваньке, а на другом человеке.

Спустившись на первый этаж гостиницы, в зал, поручик увидел полового:

– Эй! Человек! Челове-е-ек!

Половой почти сразу подскочил к нему и угодливо спросил:

– Водки?

– Нет, – досадливо ответил Ржевский и дыхнул: – Скажи-ка, пахнет ли от меня водкой.

– Есть такое. – Половой кивнул. – А надо, чтоб не пахло?

– Очень