Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

принимайте его сторону, а не мою – это очень важно! Сделайте, как я прошу, и тогда сможете рассчитывать не только на обед в нашем доме, но и на особенный десерт от меня.

С надеждой на более близкое знакомство,

Ветвисторогова».

Ржевский почесал в затылке. «Особенный десерт от генеральши – это, конечно, хорошо. Но вот удастся ли её соблазнить?»

Ещё одно письмо оказалось от Софьи. Она сообщала, что её муж отправился на службу в казённую палату и вернуться должен был не ранее половины третьего.

«Приезжай сразу, как сможешь, – просила Софья. – Я чувствую себя виноватой перед тобой за вчерашнее, поэтому не могу ждать до полуночи, когда у нас назначено свидание. Ты ведь помнишь о нём? Приезжай сейчас же, Сашенька, я жду тебя.

Твоя Софи».

– Ванька, а который сейчас час? – спросил Ржевский.

– Да уж, поди, половина двенадцатого.

– Что?!

Армейская привычка быстро собираться по сигналу тревоги сослужила отличную службу. Через четверть часа Ржевский стоял посреди комнаты, успев и умыться, и побриться, и одеться. Кудрявый вихор надо лбом лихо завивается кверху, усы торчат, зубы и сапоги начищены до ослепительного блеска. В общем, поручик был готов к баталиям всякого рода.

Ванька, человек невоенный, так быстро собираться не умел. Пока тот копался, Ржевский даже успел вскрыть третье письмо. Правда, читать не стал, потому что оно было ужасно длинное – лист, исписанный с обеих сторон мелким почерком. Да и полезность чтения была под вопросом, ведь в конце стояла подпись совсем не знакомой дамы – некоей Сесиль де Воланж. Судя по имени – француженка, но не жена губернатора, потому что губернаторшу звали иначе.

Разбираться было некогда, да и Ванька наконец запряг коня, и санки поручика отъехали от гостиницы в направлении дома Тутышкиных. А ещё через четверть часа рысак, весь дымящийся, подвёз санки к уже знакомым воротам.

Стучать даже не пришлось. Из ворот выглянула горничная Маша, держа в руках старый женский тулуп и цветастый платок.

– Накиньте, чтоб через двор пройти, – сказала горничная поручику.

Тот повиновался, и вот его повели через двор к чёрному ходу и далее уже известным путём в спальню хозяйки дома.

– Саша, ну наконец-то! – воскликнула Софья, видя любовника, закутанного по самые усы, но всё же узнаваемого.

Судя по всему, дама действительно долго ждала, потому что в процессе ожидания успела почти полностью раздеться. Скинув с себя остатки стыдливости, а именно – пеньюар, дама страстно впилась поручику в губы.

* * *

Баталия у Софьи и Ржевского получилась жаркая. Очаровательный противник сперва был оттеснён Ржевским к кушетке и повержен на неё. Однако поручик счёл позицию для последующей атаки не совсем удобной, поэтому заставил противника перегруппироваться так, что стало можно зайти с тыла. Но и эта позиция скоро была оставлена, а театр военных действий переместился в постель.

Переход от кушетки к кровати был долог и труден, сопровождаясь целым рядом мелких стычек, ведь обе стороны жаждали решающей схватки и едва могли сдерживаться. Но в то же время было очевидно, что вражеская армия заманивает Ржевского вглубь своей территории.

В начале финального сражения, происходившего уже в кровати, противник решил перехватить инициативу, и поручик позволил – вплоть до того, что неприятельская сторона на некоторое время буквально одержала верх и с высоты своего положения смотрела на Ржевского затуманенным от страсти взором. Но это продолжалась недолго – Ржевский снова захватил инициативу.

Финальная атака, сопровождаемая криками противника, готового капитулировать. Залп. И всё стихло.

– Саша, – прошептала Софья, немного отдышавшись, – а ты хочешь на мне жениться?

Ржевский, откинувшись на подушки и вытянув ноги, уже собрался задремать, но теперь сон как рукой сняло: «Что?! Опять?! Вчера же решили, что не женюсь».

– Ну, скажи, – не отставала Софья, повернувшись на бок, в сторону собеседника.

– Софи, я же… мы же… ты же…

– Да, вчера ты сказал, что не думал об этом, – продолжала Софья, – но с тех пор прошла целая ночь и утро. Я уверена, у тебя мелькала мысль, как нам было бы с тобой хорошо.

– Нам и сейчас хорошо, – ответил поручик.

Софья тихо рассмеялась.

– Шутник! Но ты же понимаешь, что я имела в виду.

– Софи, ты же замужем.

– А когда стану вдовой, что ты скажешь?

– Ведь Бенский хотел на тебе жениться…

– А ты вчера дал ему честное слово, что не будешь препятствовать, – докончила Софья.

– Да, я дал ему честное слово, – твёрдо произнёс Ржевский, – и, уж прости, намерен это слово сдержать.

Поручик полагал, что такая отговорка станет надёжной защитой от каприза Софьи, а все её рассуждения о свадьбе он считал именно капризом. Женщины так стремятся выйти замуж, что, даже будучи замужем, всё равно хотят выйти замуж. Вот и Софья хотела. Так считал Ржевский и поэтому нисколько не удивился, когда услышал:

– А если я выйду за Бенского и снова овдовею?

Ну да. Софья, как и многие женщины, считала, что чем больше свадеб, тем лучше.

– А с чего Бенскому умирать? – спросил поручик, чтобы поддержать разговор. – Ему до старости ещё далеко.

– Ну-у-у, – мечтательно протянула Софья, – мало ли из-за чего можно умереть. И я опять стану свободна. Ты только подумай, Саша, как нам будет хорошо вместе.

«Экая фантазия!» – подумал Ржевский. Он не раз слышал подобное от других замужних красавиц и отчасти потому не хотел жениться. Когда речь о любовнике, женщина мечтает быть с ним вместе навсегда, а когда речь о муже, женщина мечтает поскорее стать вдовой.

– Кстати, на счёт «хорошо», – сказал поручик, всё так же лёжа на спине и глядя на ту часть своего тела, которая в отличие от рук, ног и туловища приняла положение вертикальное, а не горизонтальное. Он перевёл взгляд на Софью. – Мадам, позвольте пригласить вас на галоп.

– О! – воскликнула дама и быстро заняла положение наездницы.

Скачка была отчаянная и как нельзя более соответствовала выражению: «Конь бежит – земля дрожит». От неё и впрямь дрожала земля, а точнее – кровать.

Затем поручик приподнялся на локтях и согнул ноги в коленях, чтобы дать возможность своему коню подскакивать выше. Чем выше прыгает конь, тем меньше препятствий на пути к блаженству!

После этого задрожал прикроватный столик и канделябр на нём. Задрожала ширма для переодевания. Под конец задрожал