Эхо первой любви - Мария Воронова

Ксения Алексеевна в простом сером пальто, с клатчем глубокого брусничного цвета и в изящных сапожках являла собой именно тот идеал, к которому Фрида решила стремиться, хотя в глубине души понимала, что затея эта обречена на провал. Чувство стиля или есть, или нет. И все же она попросила Ксению Алексеевну стать ей наставницей.

– Зачем? – удивилась та. – Митя полюбил тебя такой, как ты есть, зачем тебе меняться?

– Чтобы выглядеть…

– Поверь, ты и так прекрасно выглядишь. У тебя цельный образ, все подобрано со вкусом, лично у меня просто глаз отдыхает.

– А у вашего сына – нет, – буркнула Фрида, мимоходом подумав, что надо заканчивать эту путаницу с именами. Если он Митя для всего мира, пусть и для нее станет Митя, зачем выпендриваться, – он надо мной просто, извините, ржет.

– Ну и на здоровье, – улыбнулась Ксения Алексеевна, – и ты поржи над ним, это вообще хорошо для семейного счастья. Серьезно, детка, не знаю, что там думает мой сын, но мне нравится, как ты одета. У нас с тобой разные стили, но это стили, и уверяю тебя, будь я чуть помоложе, то обязательно попросила бы тебя о том же, о чем ты сейчас меня просишь. Понимаешь, одежда тогда хорошо смотрится на человеке, когда она выражает его внутреннее состояние. Ты сейчас молодая влюбленная девушка, видишь мир в ярких красках и предвкушаешь интересные приключения, и твой наряд прекрасно это показывает. А пройдет время, ты станешь солидной дамой, и, поверь, рука твоя сама потянется к строгой прямой юбке и классическим лодочкам. Ты умеешь быть собой и умеешь выразить себя, так сохрани это качество если не для себя, так хотя бы для моего сына.

Фрида кивнула, но, бросив взгляд на лайковые перчатки Ксении Алексеевны, стащила с рук свои митенки и быстро сунула их в карман.

– Может быть, я показалась тебе суровой и злой женщиной, – продолжала Славина мама весело, – и ты хочешь меня задобрить? Может, думаешь, ага, она наверняка посчитала меня нелепым пугалом, надо срочно сделать ребрендинг? Так вот, моя девочка, в нашей, теперь уже нашей общей с тобой семье не приняты всего две вещи. Пьяные застолья и когда наступают на горло собственной песне, так что не пей и будь собой, и мы поладим. Ну, если, конечно, алкоголь не является неотъемлемой частью твоего существования, тогда я не знаю, что делать. Тогда тупик.

– Нет, – засмеялась Фрида, – не является.

– Ну и слава богу! Я это тебе говорю сразу, потому что когда человек начинает из себя что-то корчить в угоду окружающим, это всегда создает напряженность и много энергии расходуется впустую. А на будущее сразу тебе признаюсь, что я женщина довольно эгоистичная и безответственная, так что, когда я откажусь сидеть с внуками, ты на меня не обижайся, а просто вспомни наш сегодняшний разговор.

– Спасибо. Только вы мне, пожалуйста, говорите, если что-то во мне покажется вам неприемлемым или просто неприятным, – попросила Фрида.

Ксения Алексеевна рассмеялась:

– Как добросовестная свекровь, я должна тебе ответить, неприемлемо уже то, что мой обожаемый сын в тебя влюбился, и это вполне достаточная причина для ненависти, которую можно вылить сразу в грандиозном скандале, а можно разбить на мелкие придирки. А если по-честному, то ты мне нравишься и сама по себе, и за то, что рядом с тобой Митька прямо возродился и наконец оправился от удара, который ему нанесла эта сволочь Лена! Я уже отчаялась, что он когда-нибудь женится, и тут… Господи, да, конечно, ты мне нравишься!

Фрида почувствовала, что наступает что-то плохое, и, наверное, изменилась в лице, потому что Ксения Алексеевна вдруг мягко взяла ее за руку:

– Что с тобой?

– Кто такая Лена?

– Ты не знаешь? Господи, как же я проболталась, но я была уверена, что Митька тебе рассказал. Ты же наверняка спрашивала его, почему он почти до сорока лет не женился.

– Нет, не спрашивала. Так почему?

Ксения Алексеевна нахмурилась, видимо, не зная, хорошо ли открывать тайны сына его невесте. Она сходила к стойке за бутылкой воды, маленькими глотками выпила почти целый стакан, налила Фриде и только потом продолжала:

– История банальна и стара, как мир. Митя в школе был очень влюблен в одноклассницу, а потом она не дождалась его из армии. Вот и все. Знаешь, я думала его война изменит, но нет. Он вернулся такой же ласковый и открытый парень, как раньше, но когда узнал, что Лена его не встретит, то в одночасье переменился, так что мне страшно было на это смотреть. Как когда-то фотографии проявляли, опускаешь чистый лист в раствор, и начинает показываться изображение, так я видела, что мой сын становится совершенно другим человеком, и никак не могла это остановить. Юношей он был веселым, любознательным, всерьез увлекался литературой… И вот у меня на глазах этот пылкий и отзывчивый парнишка вдруг превратился в грубого, угрюмого и расчетливого мужика. Не совсем как Бесприданница: «я не нашла любви, так буду искать золота», но что-то наподобие этого. Проклятая Лена будто сердце из него вырвала.

Фрида покачала головой.

– Я ничего не знала.

– Ну теперь все позади, – улыбнулась Ксения Алексеевна, – теперь, рядом с тобой, он снова становится таким, как в юности. Ты говоришь, он над тобой ржет, так вот, милая моя, до встречи с тобой я вообще не слышала, чтобы он смеялся.

Через силу улыбнувшись, Фрида пробормотала, что пора идти за платьем. Она пыталась вернуть себе хорошее настроение разумными доводами, что у всех есть прошлое, даже у нее имелся официальный жених, к счастью, не выдержавший проверку бедностью. А уж первая любовь всегда оставляет глубокий след в сердце человека, и ревновать Славу не годится. Что бы ни было у него с той Леной, с этих пор прошло почти двадцать лет.

И ей почти удалось себя уговорить, но проходя мимо книжного магазина, Ксения Алексеевна неожиданно остановилась.

– Вот она, змеища, – сказала она, указывая на выставленный в витрине роскошный томик, – вышла за олигарха, но, судя по собственным признаниям Елены, счастья ей это не принесло.

Фрида вошла в магазин и взяла книгу в руки. Фотография на глянцевой суперобложке изображала удивительно красивую женщину, но Фрида и так знала, кто такая Елена Иваницкая. Обучаясь в аспирантуре, она даже видела эту даму лично, когда та приезжала в клинику по благотворительным делам, и сильно впечатлилась ее прекрасной внешностью.

Ничего удивительного, что Слава полюбил Елену на всю жизнь.

Она немного поколебалась, не купить ли книгу, но малодушно решила, будет слишком тяжело читать откровения женщины, которой принадлежит Славино сердце.

Фрида положила томик обратно и, натянуто улыбаясь, обернулась к Ксении Алексеевне, уже прочно застрявшей возле стеллажа с детективами.

…Она пыталась быть веселой и милой и перебирала платья с показным воодушевлением, чтобы Ксения Алексеевна не догадалась, как расстроила невесту сына.

Мать Славы между тем вошла в азарт и, забыв о своей политике невмешательства, категорически заявила: «Платье под туфли, и никогда наоборот!» – и потащила Фриду в обувной бутик, где заставила перемерить не меньше пятидесяти пар. Фрида послушно мерила, крутила ступней и прохаживалась, думая, что у нее слишком большая ступня для ее роста и есть «косточки», которые будут выпирать даже в самых шикарных туфлях, а у Елены Иваницкой наверняка изящная ножка. Ксения Алексеевна тем временем связалась с Марией Львовной по скайпу и, включив видеозвонок, беспрестанно снимала Фридины ноги. Девушка поняла, что права голоса у нее больше нет, и безропотно купила туфли, одобренные обеими мамами, надеясь, что как-нибудь продержится в них до конца свадебной церемонии.