Лезгинка по-русски - Сергей Самаров

– А что этого Зурабова сюда занесло? – поинтересовался Сергей Палыч.

– На европейском финансовом фронте рискованная игра сейчас не приветствуется, и Зурабову там пока трудно. Решил развлечься другими делами и получил от Амади Дидигова предложение о крупной акции. На чем и попался. Впрочем, сам он ничего не рассказывает. Второй чеченец тоже не слишком разговорчивый. А вот подполковник специальной службы внешней разведки Грузии оказался настолько любезным, что даже готов с нами сотрудничать по полной программе. Естественно, с соблюдением скрытности его собственных действий нашей стороной. Мы вот с Россомахиным как раз советуемся, насколько подполковнику Мелашвили можно доверять. Кстати, сразу отмечу его характерную, как мне кажется, черту: он попытался и с нами торговаться. То есть согласен работать, но поинтересовался оплатой своих услуг. Собственную свободу он, видимо, достаточной оплатой не считает. Но я пока оставил вопрос открытым. Думаю, мы сумеем с ним договориться.

– А я здесь при чем? – вставая, спросил подполковник Занадворов, понимая, что если его посвящают в такие тонкости дела, следовательно, с этим вопросом ему и предстоит работать. По большому счету, многие вещи в этой операции вовсе не относились к компетенции военной разведки, зато другие – как раз наоборот, в силу той специфики, что военная разведка считалась государственной диверсионной службой, способной обезвреживать врага и срывать его мероприятия любого уровня, работая в глубоком тылу противника. И потенциального противника тоже…

– Думаю, Сергей Палыч, вы сумеете с ним договориться, поскольку вам предстоит работать напрямую с подполковником Мелашвили. И уже не здесь, а на территории Грузии. Вы помните, я говорил вам про возможную работу в автономной режиме? Это как раз она и есть.

Занадворов посмотрел в сторону сарая, куда снова отвели пленников, и вздохнул. Хорошо еще, что вместе с подполковником Мелашвили ему не навязали в союзники ту парочку несговорчивых чеченцев. Тогда-то уж точно ничего хорошего ждать бы не приходилось.

– Загранпаспорта вашей группе выписать, к сожалению, не успели, – улыбнулся Россомахин, – так что придется обходиться без них.

Занадворов вздохнул еще раз, но уже по инерции.

– Будем, значит, работать…

1

Элизабар Мелашвили, естественно, не слышал, о чем беседовали Самокатов и Россомахин с Джогиргом и Абдулмуслимом, но с ними разговор был достаточно коротким. Особенно это касалось допроса Абдулмуслима. Следователи, видимо, посчитали правильно – тот мало что знает и мало что может сказать интересного. Чуть дольше беседовали с Джогиргом. А вот с ним самим беседа затянулась, как показалось, надолго. Это заметили даже чеченцы, когда заново перевязанного грузинского подполковника, не подумав помочь при ходьбе, привели в сарай спецназовцы в «краповых» беретах, перед дверью снова сковали руки наручниками и подтолкнули за невысокий порог так, что он едва не упал, потому что очень старательно изображал свою невозможность нормально передвигаться.

– Что тебя так долго мучили? – поинтересовался Джогирг, но в его голосе недоверия было намного больше, чем любопытства, и Элизабар сразу это заметил. Однако он не желал быть откровенным со своими недавними проводниками и союзниками и потому ответил, как отмахнулся:

– Перевязывали долго. Пару уколов вкололи, давление измеряли… – Подполковник сначала с трудом уселся на деревянный пол, а потом завалился на бок. Чеченцам он тоже демонстрировал сильную боль от ранения, хотя в действительности она была уже не настолько сильной, чтобы создавать гигантские проблемы. – И вообще… Я же все-таки иностранный гражданин, и у меня документы с собой настоящие. Замучили, по двадцать раз одно и то же спрашивают… Им международный скандал нужен. Все козыри у них в руках!

– Ты тоже, думается, пару козырей в рукаве припрятал… – усмехнулся Джогирг.

Грузинский подполковник передернул плечами.

– И что ты им сказал? – поинтересовался Абдулмуслим.

Элизабар в ответ промолчал, показывая, что на эту тему он беседовать не намерен, но при этом сохранил многозначительное выражение лица, чтобы о нем не думали плохо. И он имел основания для этого, потому что рассчитывал выкрутиться. А где в дальнейшем может свести его судьба с этими людьми, было неизвестно. И потому лицо терять не стоило…

Впрочем, чеченцы сильно его не доставали. Они тоже понимали, что отношение к пойманным бандитам должно быть одним, а к офицеру иностранной разведки, попавшемуся вместе с ними, – совсем иным. И интереса он должен вызвать больше. И потому странного в длительности разговора со следователями было мало.

А сам Элизабар демонстративно перевернулся на другой бок, к стене лицом, хотя лежать на простреленной ноге ему, по логике, должно было быть больно. Но уже этим он показывал, что не желает разговора, и вообще ему следует продумать свое поведение, чтобы не проколоться в каких-то мелочах.

Думал он, впрочем, о другом. Элизабар уже переступил черту, по одну сторону которой была игра с противником, а по другую… Что было по другую сторону, он сам не желал называть настоящим именем, хотя все прекрасно понимал. Но это была его единственная возможность выкрутиться и остаться при этом при своих интересах. Пусть не тех прежних интересах, с которыми он отправлялся в Россию, но при этом варианте подполковник хотя бы имел возможность вернуть себе, как ему казалось, прежний статус, в котором он находился до перехода границы. И это не было спонтанным решением. Его он принял еще накануне, сразу после пленения, когда их заперли в сарае и когда время подумать о своем будущем у Элизабара имелось. И он плотно подумал. Даже мысленно просчитал поведение всех своих сослуживцев, попавших в подобную же ситуацию, и пришел к выводу, основываясь на их обычном поведении, что большинство поступили бы на его месте точно так же. И не стал дожидаться каких-то жестких решений по своему делу, которые, несомненно, последовали бы, а сразу предложил свои услуги в качестве сознательного агента российских спецслужб. Такой шаг не мог остаться незамеченным. Тем более что Элизабар верно просчитал необходимость торопиться. Если он долго не будет выходить на связь, это может показаться подозрительным тому же полковнику Лоренцу. А если проявить оперативность, то и Лоренц ничего не заподозрит, и польза от сотрудничества будет более значительной.

Элизабар умышленно создал цейтнот для российских следователей, и они вынуждены были решать все на ходу. И вообще, один из тех, кто вел его допрос, был, кажется, и не следователем, а офицером ФСБ, скорее всего каким-нибудь опером или, если судить по званию, старшим опером, может быть, даже руководителем отдела. Следователь не смог бы заметить выгоду перевербовки. А опер не мог упустить такой шанс. И этот, с погонами полковника, кажется, упустить его не пожелал. А Элизабар прочувствовал ситуацию тонко и предпочел побеспокоиться о своей выгоде. И сразу задал естественный, с его точки зрения, вопрос – как ему будут оплачивать его труды? В принципе оплата волновала его меньше всего. Но вопрос был психологическим и вводил собеседника в заблуждение, создавая впечатление, которого Элизабар и хотел добиться. Могло показаться, что он и границу переходил именно с этими мыслями о предложении своих услуг. И, кажется, это сработало…