Екатерина Медичи - Василий Балакин

В действительности это были всего лишь красивые слова и пустые обещания. Екатерина не имела ни малейшего желания вести войну против Испании ради кого бы то ни было. Ей надо было выдать свою дочь замуж за Генриха Наваррского, первого принца крови и первого по рангу среди протестантов, а также привлечь ко двору самого авторитетного среди них человека — Колиньи: только так, полагала она, в королевстве может воцариться мир. Но возможно ли, чтобы гугеноты, которым в равной мере хотелось и воевать против Испании, и женить Генриха Наваррского на принцессе Валуа, поддержали ее миротворческие усилия? Для Екатерины не было ничего заведомо невозможного — надо лишь вести переговоры.

12 сентября 1571 года Колиньи прибыл ко двору. Он сделал это не без колебаний, откровенно признаваясь приближенным, что опасается за свою жизнь. И действительно, у него было гораздо больше оснований не доверять Екатерине, нежели полагаться на ее слово. Но поскольку выгода от возможности оказывать влияние на короля была слишком велика, он все же отправился в Блуа, где тогда находился двор. С ним-то королева-мать и собиралась договариваться, дабы сделать его гарантом мира в королевстве, однако никогда еще переговоры не заканчивались столь плачевным образом, как в тот раз. Да и могло ли быть иначе, если Екатерина сознательно затевала с Колиньи собственную игру, а он делал вид, что верит притворному радушию своей давней противницы? При встрече они обнялись, точно брат и сестра, и Екатерина приветствовала его словами: «Мы слишком давно знакомы, чтобы обманывать друг друга», на что он с полным основанием мог бы возразить: «Мы всегда только и делали, что обманывали друг друга, так что нам остается лишь продолжать». Таков был характер взаимоотношений этих двух пройдох.

Возвращение Колиньи ко двору было щедро оплачено: он получил бблыиую часть церковных бенефиций своего брата-кардинала, 100 тысяч ливров на обустройство своего замка и место в королевском совете. Екатерина не скупилась, авансом оплачивая мир, содействия в установлении которого ждала от адмирала. Дабы заверить его в искренности своих намерений, она распорядилась казнить католиков Руана, уличенных в насилии над протестантами Нормандии. Создавалось впечатление, что Колиньи со своими сторонниками занял при дворе более привилегированное положение, чем ревностные католики Гизы.

Правда, при этом не обошлось без трагикомического происшествия. Когда адмирала Колиньи представляли молодой королеве Елизавете, она, по натуре своей не склонная ломать комедию, в ужасе отпрянула, увидев, что тот, став на колено, собирается поцеловать ее руку. Для нее, искренне верующей и чистосердечной католички, одно только соприкосновение с еретиком было равнозначно преступлению против религии. Она не могла понять, как можно с почестями принимать такого человека при дворе «христианнейшего» короля. Далекая от политических игр, Елизавета едва не спровоцировала скандал, грозивший сорвать реализацию изощренного плана Екатерины. С тех пор целомудренную королеву больше не искушали общением с еретиками.

В то самое время, когда во Франции разворачивались описываемые события, стал вакантным королевский трон Польши. Поскольку польская монархия не была наследственной, очередного короля избирали, и Екатерина загорелась желанием посадить на польский престол своего любимого сына Генриха, раз уж не удалось женить его на английской королеве. Дело это было непростое, долгое, а главное — дорогостоящее, поскольку надо было «подмазать» если не всех, то, по крайней мере, наиболее влиятельных лиц, от которых зависело принятие решения. Но, как мы помним, для Екатерины не было ничего невозможного, и она с энтузиазмом принялась задело, отправив в Польшу Монлюка, епископа Валансского, своего лучшего дипломата, дабы он подготовил почву для посева, от которого ждали обильных всходов. В мечтах своих Екатерина уже видела любимого сына королем Польши, несущим свет цивилизации восточным варварам, «сарматам». Скоро узнаем, чем завершилась эта ее очередная затея.

Одновременно она с головой ушла в решение первоочередной задачи — устроение брака Маргариты с Генрихом Наваррским. Сделать это было непросто, учитывая, что против выступали папа, король Испании и практически все французские католики, за исключением разве что кардинала Бурбона, дяди жениха: пусть Генрих и еретик, но интересы семьи были важнее прочих соображений. Не было у Екатерины достаточной поддержки и со стороны протестантов. Прежде всего, ей недоставало согласия со стороны матери жениха, Жанны д’Альбре. Суровая гугенотка, гораздо более непримиримая, чем Колиньи, она наотрез отказывалась появиться при дворе, опасаясь, вопреки всем заверениям Екатерины, за свою жизнь. Впрочем, опасаться ей следовало не яда или кинжала наемного убийцы, а трудного переезда по разбитым дорогам, губительного для ее слабого здоровья. В свои 43 года королева Наваррская была крепка более духом, нежели телом. Ее туберкулез вступал в финальную стадию, оставив ей считаные месяцы жизни. В конце концов она согласилась прибыть ко двору, отправившись в путь в огромном утепленном и обогреваемом печкой фургоне, который тащила восьмерка лошадей.

15 февраля Жанна д’Альбре прибыла в Шенон-со, полная решимости ни в чем не уступать уже поджидавшей ее Екатерине. И точно, всё медоточивое красноречие королевы-матери производило на собеседницу не больше впечатления, чем на мраморную статую. Убедившись, что сейчас ничего не добьется, Екатерина решила сменить обстановку, перенеся переговоры в другую резиденцию, и королевы переехали в Блуа, где их встречал двор в полном составе. В ходе продолжившихся переговоров Жанна д’Альбре не утруждала себя пустыми речами, сразу же выдвинув два главных возражения против намеченного бракосочетания. Во-первых, какую религию будут исповедовать жених и невеста? И во-вторых, в каком храме, католическом или кальвинистском, состоится венчание? Весьма примечательно, что среди советников Жанны были не только кальвинистские пасторы, но и английский посол. Интерес, проявленный английским двором к бракосочетанию французских принца и принцессы, наглядно показывает, сколь сильно зависели гугеноты от мнения Елизаветы Английской.

Переговоры, больше походившие на перетягивание каната, затянулись, но в конце концов 12 апреля 1572 года Жанна д’Альбре, которую потрудился уговорить Колиньи, скрепя сердце подписала брачный контракт. Она опасалась, как бы ее сын не пошел по стопам своего отца, Антуана Бурбона, подпавшего под обаяние распутного французского двора и отрекшегося от учения Кальвина, вновь обратившись к папизму. Ее опасения были не напрасны. Генрих Наваррский и в самом деле пойдет по стопам отца, но зайдет по этому пути гораздо дальше его. Но, к счастью для матери, ей не доведется увидеть этого.

Видя, в каком невероятном фаворе пребывает Колиньи, Гизы отказывались появляться при дворе. Король отныне всецело находился под влиянием гугенотов. Екатерина с тревогой смотрела на этот перекос в соотношении политических сил. А ведь еще незадолго до этого она радовалась, сплотив вокруг Карла IX, как думалось ей, всю Францию! Не имело значения, что при этом одни слушали мессу, а другие — проповедь пастора: все они были в ее глазах добрыми подданными.

Теперь вся власть оказалась в руках Колиньи, помыкавшего, как ему вздумается, королем и занявшего положение принца крови. Он в любое время, когда считал нужным, заходил в королевские апартаменты, держал себя высокомерно и вызывающе с католиками, любого из них, если тот не нравился ему, мог прогнать с глаз долой. Пользуясь своим неограниченным влиянием на Карла IX, он, вопреки воле королевы-матери, втянул его в войну, внушив ему, что сейчас самое время начать наступление в Нидерландах, и король, даже не уведомив свою мать, направил туда армию французских протестантов. Этот поход закончился печально: испанцы разгромили гугенотов. Провал политики Колиньи был очевиден.