Беспощадная бойня Восточного фронта - Вилли Вольфзангер

Мы видели бесконечные цепи их черных силуэтов близ деревенских домов над холмами. Войска противника медленно приближались к нам, фигуры солдат вырастали на горизонте. Через наши головы полетели снаряды. Раздались выстрелы из винтовок. Над горизонтом взвились серые, белесые, желто-коричневые облака дыма. Вздыбилась земля, затрещали пулеметы. Мы не стреляли. Волны противника шли на пехоту и сокрушали все на своем пути. По радио прозвучал приказ на отступление. Мы осознавали этой бой как какой-то фантастический спектакль.

Согласно приказу мы быстро начали отступать, отрываясь от врага. Остановились в деревне. Разочарованно взяли орудия на передок и затащили в канаву деревенской улицы. Ранним утром мы уже шли форсированным маршем, переходящим в беспорядочное бегство. Однако не видели ни одного русского. Мы убегали, ведя на поводу своих лошадей. Часть орудий пришлось подорвать, чтобы они не достались врагу.

Мы шли на запад, не зная, куда и с какой целью идем. Марш был очень тяжелым. Бессонные ночи имели свои последствия, висели как свинец в наших членах, мысли путались от жары и истощения. Солнце закрыло тучи, и начался беспрерывный затяжной дождь. Улицы превратились в болота, мокрые плащ-палатки и шинели больше не защищали нас. Мы скользили, спотыкались, падали, вскакивали и шли дальше. Русские беспрерывно следовали за нами, а мы еще не вышли из пределов нейтральной полосы. Только к полудню достигли деревни Дуброво.

Там нас ожидала полевая кухня с горячей едой. Но она была прокисшая и несъедобная. Солнце вышло из-под бегущей армии облаков. Быстро высыхали дороги и луга. Мы поставили свое орудие в поле между снопами в ожидании темноты.

Перед нами простиралась цепь коричневых холмов, колеблющихся в дрожащем воздухе. Среди них разрывались отдельные снаряды. Наши дозоры отходили все дальше, однако русские держались в отдалении.

Сумерки окутывали холмы, долины и отдельные деревья в мрачные покрывала. Было прохладно. Деревня Дуброво позади нас полыхала от охвативших ее пожаров, и золотое зарево поднималось в ночное небо. Мы шагали за грузовиками в темную беззвездную ночь.

Жажда мучила нас. Много дней мы почти совсем ничего не пили. Как только на нашем пути попадались ручейки, мы готовили ведра, но, подойдя поближе, убеждались, что вода в них была грязная, со дна поднималась тина, гнилая древесина, а на поверхности плавали колючие ветви яблонь. Большинство источников было минировано. Слезы ярости подступали к нашим глазам. То, что должно было затруднять продвижение русских, для нас оказалось сущим кошмаром.

Мы шли через огонь и дым. Бревна падали с горящих домов, кружились искры. Дерево тлело на нашей дороге. Пепел и горячая пыль покрывал лица серым слоем. Глаза слезились. Горячий воздух травил легкие. В горле першило, слепил огонь от горящих домов. Мы шли на ощупь, качаясь от усталости. Неожиданно появлялись русские самолеты и бомбили наши колонны. Крики раненых не были слышны за шумом и треском горящего дерева. Лошади рвали постромки и шарахались от горящих домов. Мы с трудом ловили и снова запрягали их.

Я собирал походные фляги и кухонную посуду и отправлялся искать воду. Какой-то солдат присоединился ко мне. На окраине деревни мы отыскали неповрежденный колодец. Я опускал в него кастрюлю, она стучала о воду, но звуки не доходили до меня. Горячий пепел пожаров забивал глотку. Я наклонял голову в колодец, чтобы вытащить кастрюлю, и меня потянуло вниз, в бездну. Выпрямившись, я уже не увидел солдата. Кастрюля упала на дно.

Авангардная группировка быстрым маршем прошла мимо, и я остался один.

Я окунулся во мрак накрытых туманом лугов. Под мостом обнаружил болотистую жижу. Вода! Несмотря на водоросли, нефтяные пятна и вялую зелень, она показалась мне пригодной для питья. Я напился, наполнил оставшуюся посуду и стал догонять моих товарищей.

Дорога была тяжелая. Перед нами, как черная стена, поднимался лес. Болотистая местность затрудняла движение. Измученные, голодные лошади с трудом тащили орудие. Мы двигались в темноте на ощупь. Полная бледная луна поднималась над верхушками сосен и елей. Приходилось преодолевать гати, вязкий мокрый песок, болота. Высокий лес, береза, ольха и ели переходили в маленькие поляны и пустоши. В конце концов мы заблудились.

На лесной поляне вывели орудия на позицию, грузовики расположили по опушке леса, разложили плащ-палатки и брезент на сырой траве и улеглись спать. Утром мы продолжили путь, выйдя на дорогу. Идти стало несколько легче в свете наступающего дня. Солнце осветило листву, и снова наступила жара, высушившая пот на наших лицах. Воздух наполнился влажным зноем. Мы собирали ягоды и протирали руки прохладным мхом, умывались водой из болота, поили лошадей и продолжали путь. Останавливались на отдых в брянских болотистых лесах и целый день спали.

Вечером выходили на дорогу. Дождь барабанил по листве. Мы шли в непроницаемой тьме по узким лесными дорогам мимо разрушенных сараев, перешагивая через обломки деревьев и сучьев. Наконец вышли на равнину с высокой степной травой и кустарниками. На опушке леса были вырыты стрелковые окопы, но мы не обратили на них внимания. Ставили под дождем палатки, подогревали консервы на костре, не пытаясь даже организовать оборону, тем более что никто все равно не знал, где русские и вообще угрожала ли нам опасность.

После полудня мы возвратились к расположению нашего авангарда. Никакая военная операция не предполагалась. Однако мы чувствовали, что боевые действия с их многочисленными жертвами медленно приближались к нам, и проклинали все на свете. Неужели мы должны воевать ради какого-то болотистого участка леса.

Заняли блокпост — сырые стены сруба, крыша из еловых веток и камышей. Мы заткнули щели мхом, натащили папоротника, зажгли свечи и стали писать письма домой.

Полная готовность. Мы уже слышали выстрелы, эхо которых откликалось в лесу. Прозвучала пулеметная очередь. Бросились на землю и внимательно прислушались к тому, что происходило снаружи. Однако все было тихо.

Мы отправились на разведку в опасный и грозный лес. Лунный свет освещал наш путь, кое-где горели деревья, пламя полыхало в призрачном танце, развеваясь по ветру. Гукала в ночи проснувшаяся сова, летучие мыши с шумом пролетали над нашими головами. Трещали ветви деревьев. Какие-то звери пробегали мимо, проламывая густой кустарник. Ночь была полна звуками и предвещала опасность.

На поляне мы остановились, привели винтовки в боевую готовность, долго и пристально всматривались в траву, освещенную луной. Ночной ветер пел свою монотонную мелодию. Зашумела листва. Лесные звуки и шорохи пугали нас. Нам повсюду мерещились голоса русских. Мы уже немного понимали по-русски и готовились открыть огонь по кустарникам при малейшем шорохе.

Прислонившись спиной друг к другу, мы уставились в темноту. От напряжения болели глаза, но мы так ничего подозрительного и не увидели в темноте и вернулись на свой блокпост. Сердце уже не билось так тревожно, и я быстро заснул, полностью доверяясь своему ангелу, своей судьбе и охране.

Мы уютно устроились. Слышали, как снаружи поет ветер и барабанит по крыше дождь. Днем собирали ягоды, а ночью стояли в карауле, прислонившись к кустам, глядя в черноту ночи или при свете луны обозревали глубину леса. Спали беспокойно, преследуемые мрачными мыслями. Я читал Рильке и Клавдия и вновь и вновь предавался мучительно-сладкой тоске о мирной жизни, о книгах и музыке.