Беспощадная бойня Восточного фронта - Вилли Вольфзангер

Огневой налет противотанковых орудий большого калибра облегчил наше положение. Я лежал в моем быстро выкопанном окопе и проснулся только от взрыва снаряда, разорвавшегося невдалеке от меня. Я увидел русских, которые суетились возле орудия. На дороге близ моего окопа вздыбилась земля. Одна секунда промелькнула между жизнью и смертью.

Мы лежали за орудием и не решались стрелять, так как вражеский орудийный огонь усилился, беспрерывно строчили пулеметы. Мы необдуманно продолжали лежать без движения, предоставив судьбе свою жизнь.

Русские быстро приближались. Теперь нам было уже все равно, оставаться ли на месте или бежать. От отчаяния мы открыли огонь.

Резко прозвучал треск нашего выстрела среди рева вражеских орудий. Осколок оцарапал мою руку. Текла кровь, и я зажал пальцами вену. Около меня лежали раненые и убитые. Последний пулемет замолчал, и за двадцать шагов передо мной атакующий красноармеец упал в густую пшеницу. Перед ним осталось стоять наше орудие. Возможно, оно и подарило мне жизнь.

Я взял свою винтовку. Мой напарник без оглядки открыл затвор орудия. Я подал ему последний снаряд, мы выстрелили и убежали.

Удар в спину бросил меня на землю. Я рванулся вверх, почувствовав, как кровь течет у меня из бедра. Отбросил винтовку и портупею в сторону и пополз.

Я оказался около солдат, оставшихся еще в живых. Они были последними, кто находился здесь вместе со мной. Сорвал с себя брюки, вытянул осколок из раны и заклеил ее пластырем. Взял винтовку у убитого и положил в карман патроны.

Вместе с тридцатью солдатами мы приготовились к контратаке, хотя и не знали, сколько противников нам противостояло. Бронетранспортеры двигались к нам, но свернули в сторону, туда, где русские наносили главный удар.

Мы прошли садами, мимо трупов и раненых, как немцев, так и русских. На колосьях пшеницы застывала кровь.

Солнце заходило за горизонт. Большинство артиллеристов из нашей батареи было убито или ранено. Мы подошли к оставленному орудию, приготовились к стрельбе и открыли огонь. Последние атакующие пробегали мимо нас.

Бой подошел к концу.

Мы стояли на карауле между трупами. Час проходил за часом. Моя рана болела, однако я мужественно переносил боль. Русские не знали, что нас, тех, которые решили продолжать бой, было совсем немного. Убитые лежали вокруг, уставившись во мрак ночи застывшими глазами. Вокруг нас не было никаких войск. Мы оставались одни до прибытия подкрепления. Теперь можно было вывести свое орудие из засады. Мы проходили мимо мертвецов, которых освещали фантастическое пламя горящих домов и блеск сигнальных ракет.

Красно-бурые кровавые пятна засыхали на мундирах. Черные сгустки крови запеклись на разорванных лицах, спускались со спутанных волос, из разбитых касок. Судорожно сжавшиеся кулаки бессмысленно тянулись вверх, отбрасывая мрачные тени. Оторванные конечности валялись отдельно от бескровных тел. На лицах, едва видневшихся во тьме, застыли ужасные ухмылки. В всполохах огня мертвые глаза сохраняли какую-то таинственную, дикую жизнь. Среди света и тени неожиданно показывались безмолвные рты с застывшими на них криками ужаса или выражением какого-то странного упрямства. У большинства трупов головы представляли собой лишь массу костей, крови и мозгов. Из разорванных животов выпали кишки.

Солдаты молча окружили эту неподвижную массу трупов. Мы молитвенно сложили руки.

На следующий день их похоронили, и, когда поставили березовые кресты над могилами, никто так и не узнал, кому принадлежало тело того или иной убитого, которые теперь послужили пищей для возрождающейся на будущий год природы. Русская земля принимала все трупы, как своих сыновей, так и чужих солдат.

Но я жил, не боясь смерти. Если я погибну завтра, то жизнь будет продолжаться и без меня, без моего счастья или горя. Я не должен беспокоиться. Тысячи людей после меня будут готовы созидать, продолжать течение жизни, споря со своей участью.

Или же погибнут, так же как и я. От меня не зависело, уйду ли я в могилу или нет. Я больше не чувствовал страха смерти.

В полночь мы ушли подальше от передовой линии обороны, в долину, по которой протекал ручей. Замаскировали орудие и проспали несколько часов.

Проснулись среди трупов русских. Они лежали повсюду: в траве, в ручье и на дороге. Молодые сильные мужчины лежали вместе со своим оружием. Это были жертвы времени. Они теперь уже не были нашими врагами, мы больше не проклинали их за то, что они портили питьевую воду. Прошедшая гроза благоприятствовала разложению трупов. Но мы не обращали на это внимания, умывались и уничтожали свои запасы еды. Но уже через два дня стали испытывать голод. Я посмотрел на себя в зеркало и испугался. Три глубоких, крутых складки образовались на моем лбу, острые линии прорезались от ноздрей, мой рот побелел, стал бескровным. Я чувствовал дыхание смерти. Но, вероятно, мне было суждено на этот раз избежать ее.

Запах тления висел над долиной. В наступившей темноте я отправился на разведку, чтобы выяснить, где проходит линия фронта и кто занимает территорию перед нами. Я шагал по пустынной деревенской улице. Собака следовала за мной, кошки орали в домах. Все вымерло, жители разбежались. Кое-где в конюшнях еще остался умирающий с голоду скот. Сорняки заполонили сады, овощи и фрукты гнили.

Я проходил мимо изгородей и сожженных домов, ступая по ржаным колосьям и картофельной ботве, держа винтовку на изготовку. Ночная роса мочила сапоги и охлаждала руки. На мне не было каски, на моей шапке сверху маскировочной сетки застряли колосья и васильки.

Я все дальше уходил в глубокую тьму, в небе надо мной мерцали звезды. Ни одна сигнальная ракета не давала мне возможности сориентироваться. Где-то на нейтральной полосе раздался всполох взрыва. Я испугался, ледяной озноб пронизал меня. Трое русских лежали передо мной в нескольких шагах. Я рванул винтовку с плеча. Но они даже не пошевелились. Внезапно поднялся ветер и донес до меня трупный запах.

Словно увидев привидения, я возвращался назад, но нигде не находил наших солдат, и облегченно вздохнул, когда вышел на окраину деревни. Закурил сигарету и двинулся дальше. Мои попутчики ждали меня.

Мы перетащили орудие вверх на поляну и поставили его у какого-то сада. Ночью я стоял на часах и вслушивался в канонаду на севере и юге. Все вокруг дышало покоем. Млечный Путь со звездами мерцал на черном небе. После полуночи из красных облаков и мрака стала выходить полная луна. В ее скудном свете просматривались деревья и кустарники. Аромат трав и цветов навевал прохладу. Не чувствовалось уже никакого зловония. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Я неподвижно стоял в карауле. Ничего не нарушало тишину.

Пришла смена. Я улегся и спал так же, как спали колосья ржи, кустарники и мертвецы.

Рано утром мы заняли позицию в разрушенной церкви Милеева. Бои бушевали невдалеке от нас. Русская артиллерия расстреливала кучи кирпичей, цемента и пыли — все, что осталось от церкви. Осколки падали вокруг, легкие забивала воздушная масса от пролетающих снарядов. Но мы остались живы. Сражение продолжалось еще четыре дня. Атака русской пехоты, сопровождаемой танками, потерпела неудачу. Наши войска бомбили позиции русских. Затем воцарилось спокойствие. Фронт стабилизировался, наши позиции были заново укреплены оставшимися орудиями.