Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

Сегодня на улице тепло и сухо. Оконные стекла отпотели, на них исчезли капельки влаги.

«Ну вот, и лето вернулось!» — радостно подумала я, но тут же почувствовала, будто что-то мешает вкусить мне эту радость до конца.

Что это было? Какой-то неприятный осадок остался в душе после вчерашнего дня. Быть может, всему виной странная игрушка? Вряд ли, на первый взгляд в ней нет ничего особенного. Кошка, как кошка. Правда, у неё очень хищное выражение лица. Точнее, морды.

Как обычно, с утра появилась Полли. Она вежливо осведомилась, выспалась ли я, оставила таблетки и незаметно ушла.

Я осталась наедине со своими мыслями. Посидев немного, я поняла, что у меня их нет.

Просто я этого не хочу.

Не хочу думать ни о чем и все!

Щёлкнул дверной замок. Я обернулась. На пороге стоял отец.

— Что-то ты рано сегодня, — сказала я вместо приветствия.

— Стараюсь наверстать то, что упустил вчера, — улыбнулся он.

— На улице хорошо?

— Да. Сегодня довольно сухо, что непривычно в это время для наших краёв. И ветерок такой ласковый, тёплый…

— Золотая осень наступила?

— Что ты, ещё лето не кончилось.

Мы дружно рассмеялись. Я почувствовала, как на душе стало легко, а самое главное — чисто. Тёмное пятно, тяготившее меня, исчезло. Скорее всего, этим пятном было ожидание встречи.

— Извини, я вчера неожиданно заснула, — застенчиво улыбнулась я.

— Пустяки, — он широко улыбнулся. — Тебе необходимо отдыхать, если ты испытываешь в том потребность.

— Как бы мне хотелось выйти погулять! — грустно вздохнула я. — Так соскучилась по свежему воздуху!

— Понимаю, но пока нельзя. Потерпи, Джина, осталось меньше двух недель. Когда тебя выпишут, обещаю, у нас будет много прогулок.

— Скорей бы… — я зажмурилась от удовольствия.

— Уже скоро, — успокоил он меня, немного помолчал и тихо прошептал. — Скоро наступит печальная осень…

— Почему «печальная»? — удивилась я.

— Не обращай внимания, — он смущённо улыбнулся и отвёл взгляд в сторону. — Это я так, о своём.

— Печальной осени не будет! — решительно заявила я. — Потому что мы с тобой будем вместе! А сейчас на улице печальное лето!

— Ну, — он взглянул в окно на залитые солнечным светом деревья. — Я лично сегодня печали не наблюдаю.

— Я говорю не о погоде, — прошептала я. — Я говорю о той печали, которая растворяется в сердце.

— Я понял, — он вновь внимательно на меня посмотрел. — Джина, ты просила рассказать о четвёртом путешествии в прошлое… Ты все ещё этого хочешь?

— Да, — кивнула я.

— Хорошо, — он потёр указательным пальцем лоб, а затем провёл им по подбородку. — Итак, я уже говорил, как ты вела себя, когда вернулась оттуда в третий раз. Тихая, молчаливая, с грузом на душе, о котором знала только ты. Ты привезла печальный багаж печальной осени. Я старался сделать всё, чтобы отвлечь тебя от мрачных мыслей. Куда мы только не ходили, чего я только тебе не покупал! Нет, ты была неприступна, как я ни старался, ты не хотела открыть свою тайну. Естественно, на этот счёту меня имелись определённые догадки. И надо признать, мои худшие опасения подтвердились. Больше всего на свете я не хотел, чтобы твоя печаль была связана с каким-либо мужчиной. Но, как назло, так оно и вышло. Господи, Джина, неужели ты и в самом деле ничего не помнишь?

Его голос прозвучал так раздражённо, что меня невольно передёрнуло. Я удивлённо посмотрела на него и покачала головой.

— Извини, — отец понял, что допустил ошибку. — Просто, в последнее время, нервы на пределе. Носишься, целый день, как сумасшедший и с тобой толком ничего не ясно…

Он с ненавистью посмотрел на обитую мягким дерматином стену.

— В общем, это произошло в один из ненастных осенних вечеров. Мы сидели у камина, да, да, не удивляйся, в наше время все ещё в ходу атрибуты старины. Так вот: мы сидели у камина и, как обычно, молчали. Я налил тебе немного коньяка, и сам решил выпить, чувствовал, что прилично устал. Все было, как обычно — негромко тикали старые часы, каждый из нас о чём-то размышлял. И вдруг ты, пригубив коньяк, прошептала, что раньше такой напиток делали гораздо лучше. Я понял, это — единственная ниточка, которая приведёт к разговору с тобой. И я за неё ухватился.

Ты мне в тот вечер рассказала все. Чувства, которые охватили меня, не передать словами. То во мне закипала ярость, то мне становилось жаль тебя, и на глаза наворачивались слезы! Бедная моя девочка, думал я. Почему, почему это испытание выпало именно на твою долю?

Зрачки глаз отца сузились так, что мне стало страшно.

— Я не смог дослушать твой рассказ до конца — настолько мне было больно, обидно и горько. Я выбежал из дома, как обезумевший и галопом понёсся на то место, где, судя по твоим рассказам, должен был жить этот мужчина. Но там… ничего не было. Голая гладкая земля — и больше ничего. Никакого намёка на то, что здесь когда-то стоял особняк.

Поначалу я подумал, что ты просто перепутала место и начал лихорадочно осматривать всю равнину. К моему несчастью, пошёл сильный дождь, и огненные зигзаги раздробили небо. В буквальном смысле слова я рвал и метал. Рвал тучи и метал молнии. Потому что не мог понять, где — правда, а где — ложь. И только потом вспомнил, что этот дом стоял здесь тысячу лет назад!

Отец опустил большую, начинающую седеть голову и крепко обхватил её руками.

— Как мне тогда было тяжело! Я так хотел увидеть и окончательно стереть с лица земли то, что было косвенным свидетелем боли моей дочери! Но стирать было нечего. И я стоял, представляя себе развалины этого несуществующего дома, и чувствовал, как мои глаза источают ненависть. Дождь лил, не переставая, хлестал моё тело жгучими ледяными кнутами, но я ничего не чувствовал, я ощущал совершенно другую боль. Она рвала мою душу калёным железом, она пыталась растопить мои внутренности, превратить их в едкий желудочный сок! Я горел! Я буквально пылал изнутри!

Резким движением отец оторвал руки от головы и ударил кулаками по коленям.

— Я был бессилен! — в отчаянии выкрикнул он. — Я был бессилен что-либо изменить! Такое было со мной в первый раз! До этого я считал, что неразрешимых задач не существует, есть только неумение и нежелание их решать! А теперь я понял, что моя бедная, несчастная девочка влюбилась! Влюбилась навсегда, потому что она — такой же однолюб, как и я! И эта задача не имела решения!

Его голос сорвался и перешёл в сухой, хриплый кашель. Я с ужасом наблюдала, как вздрагивают широкие покатые плечи этого человека. Человека, который стал мне дороже всех на свете.

— И я остыл, — отец высоко запрокинул голову и судорожно сглотнул. — Я остыл, как угли костра, угасшего несколько дней назад. Я покорился судьбе, я понял, что не смогу ничего изменить, я осознал своё бессилие! Я в прямом смысле слова почувствовал, как мои руки опустились, я медленно развернулся и пошёл прочь. А что конкретное я мог предпринять? Я вернулся домой. Ты по-прежнему молча сидела у камина, в твоей руке дымилась сигарета, хотя раньше ты никогда не курила. Взгляд был устремлён на хаотично движущееся пламя, мысли витали далеко. Телом ты находилась здесь, а сердцем была за тысячу лет отсюда. Я спросил, что ты собираешься делать. Ты повернула голову и посмотрела на меня пустым холодным взглядом. И я невольно опустил глаза.