Всё изменится завтра - Мария Высоцкая

— Не убьёт, он ее боится, это она его размажет, оберет до нитки, у нее отец — прокурор города, он его боится. Он думал, что если съездит мне по роже, то я испугаюсь? Не-е-е-е-т, не на ту напал.

— Что ты творишь, Свиридова, что ты творишь…

— Закрыли тему, я спать, — вышла из кухни, гася за собой свет.

Вера же остается стоять там одна в полной темноте и растерянности.

Она все еще продолжает сжимать в руке мобильный, который начинает трезвонить, вырывая ее из этой пустоты.

— Да

— Вер, привет, это Ребров, давно не виделись, давай завтра встретимся?

— Дим, у меня завтра планы, меня пригласили на день рождения…

— Тогда днем, в три, в кофейне на набережной.

— Дим, я…, - гудки. Он просто положил трубку. Вера с минуту смотрела на потухший экран, но перезвонить не решилась. Ладно, она завтра съездит туда на полчаса. За полчаса с ней ничего не случится.

* * *

Раннее утро. Почти пять, а он еще не ложился. В руке чашка черного свежезаваренного Викой кофе. Если шеф ночует в офисе, заваливая себя делами, та же участь ждет и секретаршу, которая, к слову, уснула еще часа два назад, когда Артем выходил из кабинета, лицезрея ее сонное тело, свернувшееся в комок на небольшом кожаном диванчике приемной.

Сделав небольшой глоток, он отставил от себя кружку, столько его в себя влил, до тошноты. Закурил, дым быстро заполонил собой помещение. Очень редко позволял себе курить прямо в кабинете, но сил куда-то выходить просто не было. За последние сутки на него свалилась целая тонна бумаг, словно он начинает все с нуля. Сотня разорванных сделок, выплата неустоек, компенсаций компаниям, с которыми он сотрудничал по руку с Алмазовым, и все ради того, чтобы больше не иметь с ним никаких дел. Готов был выкинуть на воздух миллионы. Впрочем, почти в тот же вечер, после их с Олегом разговора, ему позвонил Золотарев, откуда он прознал, Артема волновало мало, потому как к утру следующего дня об их разрыве кипел весь город, и не только. Золотарев позвонил с предложением сотрудничества и Артем согласился. Ему нужен сильный союзник. Да и убытки сами себя не восстановят, нужны контракты, а Алмазов явно постарается подпортить ему репутацию.

Затушил сигарету, голова коснулась высокой спинки кожаного кресла, глаза закрылись сами собой. Не спал больше суток, но даже сейчас, умыкнув у самого себя пару минут на отдых, мозг не хотел расслабляться, а наоборот подкидывал фразы, образы, события, произошедшие за последние дни. Они все крутились, крутились в голове, а после, словно кто-то выхватил картинку, наполнил ее более яркими образами, фразами, и он четко увидел кофейню, сидящую напротив блондинку, слышал ее голос, и свой, сказанный ей тогда вердикт. Мысль зацепилась за него, повела дальше, к истокам.

Когда он возвращался от Юсуповых, то все три часа беспрерывной езды думал над словами Ираиды Аркадьевны, думал, анализировал…взвешивал. В чем-то она была права, наверное, в том, что жить нужно дальше, только вот он и так живет дальше. Он прекрасно осознает, что Алены больше нет, что ее никогда больше не будет. Он ее уже отпустил, еще пару лет назад. Еще тогда понял, что больше ничего не чувствует, даже лелеянные воспоминания не помогают ему что-либо чувствовать, он пуст и холоден. Она все еще в его памяти, она всегда там останется, как, впрочем, и в потаенном уголке души. Она будет жить там вечно, в сердце каждого, кто когда-либо знал и любил ее. Но он ничего к ней не чувствует. Не хочет, чтобы она вернулась, не думает, как все могло бы быть…по большому счету ему все равно. Это ничего уже не значит.

За всей этой мишурой и клятвеностью всегда скрывается лицемерие и людское эго. Нельзя любить человека посмертно, нельзя быть преданным тому, кого уже нет. Это первый год тяжело. Ты винишь себя за то, что просто дышишь, второй — за то, что продолжаешь жить, общаться, смеяться?! А потом продолжает нестись вереница серых, безликих дней, и в один из таких дней ты понимаешь, что все это ложь, что ничего это не значит. Что все оправдания ты придумывал для себя сам, и что тебе уже давно плевать. Ты не чувствуешь себя виноватым, ты просто живешь, живешь, как умеешь, живешь и все реже вспоминаешь о том, кто когда-то был для тебя всем.

Восемь лет слишком большой срок. За это время что-то напрочь стирается из памяти, так вот — из его ушло почти все. Он даже не может вспомнить, как она выглядит, если не посмотрит фотку, она ему уже даже не сниться. Ее нет. Нет уже восемь лет. И все, что все еще напоминает ему о ней — это его месть. Когда он отомстит, не станет и ее, и тогда их навсегда уже ничего не будет связывать.

Люди же думают обратное, они уверены, что он до сих пор в трауре, что он одинок и несчастен. Нет. Он просто безразличен. Ему все равно, но страх повторения живет в нем до сих пор. Именно поэтому ему ничего не нужно, ему больше не льстит радость любви, создание семьи, рождение детей, потому как этого всего может не стать лишь по одному единственному щелчку, а собирать себя заново, клеить по кусочкам…вряд ли у него получиться проделать это еще раз. Уйдя, Алена уже отняла часть его души, а если кто-то уйдет от него вновь, он навсегда останется бездушным.

Когда он смотрел в глаза Веры, то понимал, что навсегда может потерять себя. Потому как он ей не безразличен. Возможно, сейчас она еще сопротивляется, не желая признать очевидного, но она уже утонула, но ведь это не в его принципах спасать утопающих, не в его, но ее он вытащит, уже не раз вытаскивал, вот и сейчас, решил оставить слово за собой, перечеркнуть все, что между ними могло бы быть. Тогда в кафе он действительно был в хорошем настроении, потому этот заключенный им вердикт получился мягким, он скользнул по ней, словно острый нож по теплому сливочному маслу. Раз и все. Незаметно. Безвозвратно. Без боли.

Она хотела показаться сильной, безразличной, холодной…он уже давно заметил, что она изо всех сил старается казаться таковой, возможно, с кем-то другим у нее и проходит этот фокус, но только не с ним. Он уже давно научился читать людские души. Все они мыслят одинаково, всем им нужно лишь одно, любовь и понимание, всем, но только не ему.

Открыл глаза, за окном все еще царила тьма…

* * *

Она ворвалась в кофейню вместе с потоком холодного ветра. Он растрепал волосы, налепив их ей на лицо.

Она, словно подгоняемый ее ветер, была слишком встревожена, спешила…почти бегом, Вера пересекла небольшой, но такой уютный зал кофейни. Кремовые тона, чарующий аромат, хоть что-то отдавалось теплом в ее душе. Ребров уже сидел за одним из столиков, перед ним стояло несколько блюд, он жадно поедал чизкейк, запивая его фисташковый вкус американо.

Стянув с шеи мягкий белый шарф, Кораблева присела напротив, скованно улыбнулась. Димка быстро отодвинул от себя тарелку, расплываясь в улыбке.

— Я тут тебе твой любимый «Красный бархат» заказал и капучино.