Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше - Хоуп Джарен

Геологи написали множество томов о слоях древних пород, сохранивших следы массового исчезновения видов. Камни былых эпох — до, во время и после вымираний, случившихся миллионы лет назад, — были исследованы, проанализированы, описаны и занесены в архив. Их сравнение показало, что каждому вымиранию сопутствовал некий крупный катаклизм: падение астероида, резкое изменение уровня моря, неожиданный выброс парникового газа, смертоносные извержения, потопы или пожары. Этот список можно продолжать и продолжать. Однако систематизация окаменелостей периода экологических катастроф показывает: филогенез на планете менялся, потому что, когда вымирает один вид, все его потомки навсегда потеряны для мира.

Есть одна важная черта, отличающая массовое вымирание от регулярного: скорость, с которой оно происходит. Во время массового исчезновения видов они полностью перестают существовать за каких-то несколько тысяч лет, в то время как обычно этот процесс занимает миллионы. Все былые вымирания — свидетельства глобального нарушения равновесия и вынужденных изменений. Сейчас происходит то же самое.

Массовое вымирание закончится. Древо жизни потеряет еще несколько веток, но жизнь продолжится. Снова оденутся листвой деревья, сушу и моря заселят новые животные, разные виды осядут на разных ландшафтах, и время продолжит свой бесконечный бег. После шестой глобальной катастрофы на Земле все еще будет жизнь, но сейчас мы можем представить ее не лучше, чем динозавры — мир, населенный двуногими млекопитающими, которые управляют бульдозерами и летают на самолетах.

Каждому виду, в том числе и нам, рано или поздно придет конец: таково одно из главных требований природы. Но наш поезд еще не ушел. Пока мы можем контролировать собственное вымирание — хотя бы то, сколько времени на него уйдет и как сильно придется страдать нашим детям. Если действовать, то сейчас, пока мы в силах повлиять на общий исход.

Когда я была маленькой, отец как-то пообещал, что однажды все люди на Земле будут жить дружно, без войн, голода и нужды. На вопрос, когда же это случится, он не мог дать точного ответа, но верил: рано или поздно так и будет.

Прошло много лет, и я не могу не спросить себя: выбрал ли он специально именно тот день, чтобы сказать это? Мне тогда исполнилось девять — возраст, в котором уже начинаешь сомневаться в авторитете родителей, но еще прислушиваешься к их словам.

— И как же это будет? — интересовалась я скептически. — Мы все живем в разных странах и говорим на разных языках.

— Границы меняются, — спокойно возражал папа, — а люди учат чужие языки. Человечество — вид, способный научиться чему угодно.

Я была младшим ребенком в семье, единственной девочкой, дочерью, которая родилась уже на закате отцовской жизни. В тот мой день рождения ему уже было 55, и за эти годы он дважды видел, как менялись границы. Но он не только поэтому верил в способность человечества менять мир.

Он верил в людей потому, что видел, как они растут и меняются, пока преподавал физику, химию, математический анализ и геологию целому поколению детей нашего города — а потом и поколению их детей. Он верил в людей потому, что видел перемены и в своей жизни: магия радио уступила место телевидению, телеграф превратился в телефон, вместо тикерной ленты в компьютерах появились сначала перфокарты, а потом и интернет. Он верил в людей потому, что видел свою семью: его жена, в отличие от его бабушки, пережила роды; его дети, в отличие от его родителей, могли поступить в колледж и, в отличие от него самого, росли, не боясь полиомиелита.

Папа верил в человечество из любви ко мне, а я из любви к нему сохранила эту веру. И когда мой первый — и лучший — учитель физики сказал, что самые смелые мечты можно осуществить, если всецело посвятить себя работе и любви, я и ему поверила.

Существует множество способов стабилизировать и впоследствии уменьшить количество углекислого газа в атмосфере. Это должно ограничить — а позднее и повернуть вспять — процесс повышения температуры на планете. Многие из предложенных решений выглядят многообещающе. Можно выделить двуокись углерода из воздуха, сконцентрировать и запечатать в контейнер; яркий пример такой технологии в действии — металлические бочки, напоминающие торпеды, возле автоматов для разлива газировки в кафе и ресторанах. Инженеры предложили даже вывести углекислый газ из атмосферы, перевести в жидкое состояние и впрыснуть эту жидкость глубоко в почву, где она навсегда останется в ловушке между слоями каменных пород на дне океана или в пещерах, откуда раньше добывали нефть и уголь. К несчастью, все эти действия — выделение, концентрация, перевозка, впрыскивание — требуют гораздо больше энергозатрат, чем мы способны компенсировать. Иными словами, пытаясь воплотить эти планы в жизнь, вы сожжете больше топлива и произведете больше углекислого газа, чем собираетесь ликвидировать. Несмотря на это, некоторые страны продолжают улучшать подобные методы в надежде однажды свести баланс.

Примерно настолько же неосуществимым выглядит и предложение сократить содержание углекислого газа в атмосфере, усилив выветривание пород. Каждый год небольшое количество двуокиси углерода выводится из воздуха, смешиваясь с дождевой водой. Эта реакция создает слабую кислоту, которая просачивается в почву и разъедает лежащие под ней породы. Ученые предложили увеличить площадь доступных для выветривания территорий на поверхности земли, перерабатывая вулканические породы и засыпая полученной пылью тропические леса и поля Индии, Бразилии и Юго-Восточной Азии. Впрочем, как и в предыдущем примере, выработка, измельчение и распыление миллионов тонн камня по затратам ресурсов перевесят любой вклад, который этот метод способен внести в очищение атмосферы, на ближайшие несколько столетий.

Самое популярное решение — стимулировать посадки деревьев, способных естественным образом перерабатывать углекислый газ в живую материю. Именно этим занимаются растения на суше и водоросли в воде. Существует множество программ, позволяющих людям, например, компенсировать углекислый газ, выработанный во время их перелета на самолете, за счет финансирования новых посадок. Идея отличная (кто откажется от новых лесов?), но цифры легко опровергают возможную пользу. Во-первых, результатов придется ждать очень долго: ростки не так быстро становятся взрослыми деревьями. Во-вторых, деревья не все время превращают углекислый газ в ткани: большая часть листьев и иголок, опадающих каждый год на землю, высыхает и гниет, выделяя его обратно в атмосферу. Самым надежным хранилищем стало бы крошечное количество уже разложившихся растений, образовавших новый слой почвы, но на это уходят тысячелетия. Высадка деревьев, безусловно, не расходует энергию, но и не окупит себя на вашем веку (и, вероятно, на веку ваших детей — тоже).

К тому же, даже если нам удастся повернуть вспять процесс утраты лесов, начавшийся в 1750 году, и высадить все срубленные деревья, эти новые леса смогли бы выиграть нам в лучшем случае 20 лет — настолько сейчас высок расход ископаемого топлива и выброс продуктов его горения в атмосферу. Молчу уж о возникающей в таком случае необходимости срочно решать вопрос питания: высаживать злаковые будет уже негде, ведь вырубленные леса пошли под топор именно ради освобождения земель под сельское хозяйство!