Огромный черный корабль - Федор Березин

– Бедняга даже не успел прочитать молитву своей Мятой луне. Не так уж они страшны – эти мерактропы, правда, ребята?

Когда Браст вместе с остальными вынимали из танка обезображенный труп, ему стало не по себе: в кабине все было перевернуто вверх дном, словно там протоптался динозавр, на приборном щите не осталось ни одной целой панели, сиденье водителя было вырвано с корнем и все стенки забрызганы свернувшейся кровью. Это просто счастье, что в машине не оказалось никого из экипажа. Браст содрогнулся, представив себе единоборство человека с этой живой стихией, а ведь у него была мысль сразится с пришельцем один на один с помощью гаечного ключа. Походило на то, что мерактроп искал выход из металлической скорлупы, ставшей его могилой, но не успел.

Врач экспедиции – «док» Геклис хотел осуществить анатомическое исследование, вскрыть тело аборигена, но Варкиройт изрек на его просьбу тираду о том, что не хватало им еще ради удовлетворения чьего-то любопытства, заполучить среди личного состава какой-нибудь экзотический вирус и велел выбросить, или закопать покойника, как можно быстрее. Выполняя это приказание, Браст незаметно снял с убитого его единственную одежду – бусы. Когда он это делал, он вспоминал свою Маарми и ее любовь ко всяким оригинальным побрякушкам.

Кто-то тряс его за плечо. Он приоткрыл отяжелевшие веки и снова зажмурившись отвернулся от света.

– Вставай! – ворвалось в уши.

Захотелось прикрыться подушкой, но ее не было. Две сильные руки потянули его куда-то в сторону и он почувствовал тупую ноющую боль, когда голова зацепилась о железную перемычку. Тогда он, еще не совсем проснувшись, поднялся и сел на помосте. Над ним стоял ухмыляющийся Зигринс:

– Лумис, тебя вызывает босс.

Странно, подумал Лумис, моргая. Он посмотрел на палача. Давненько никто его не вызывал, просто тащили куда хотели и все. У него не было ни какой охоты разговаривать, но облизнув опухшие губы он осведомился:

– Что стряслось?

– Там узнаешь, – Зигринс взглядом указал на дверь.

– Значит, все? – произнес Лумис без всякого интереса, не двигаясь с места.

– Кажется так, – по тону Зигринса, Лумис понял, что тот имеет в виду совсем другое.

Он встал и пошел к двери, прихрамывая на обоженную ступню. Когда его ввели в соседнюю комнату подвала, он уже окончательно проснулся. Хромосом, как и при первой встрече, смаковал палочку-соску вываленную в варенье. Лумис уставился на него без ненависти и без особого интереса. Он не видел этого человека несколько дней, но ему показалось, что миновали циклы. Все это время его пытали, добиваясь признания о связях с властями.

– Плохо выглядишь, Лумис, – почти добродушно сообщил Хромосом. – Однако, не будем долго толочь воду в ступе. Пока ты отдыхал в этом «санатории», я навел кое-какие справки. Сочтем эту ситуацию недоразумением. Я так понимаю, ты пришел к нам чтобы иметь возможность мстить за свою любовь? Мы дадим тебе это. С сегодняшнего дня, ты считаешься членом боевой группы «Ц». Две недели на восстановление сил и начинаешь работать, дел у нас навалом.

Опоздал он со своим предложением, подумал Лумис. Но он все же спросил:

– Что делает группа «Ц»?

– Пока тебе не надо знать подробности. Ты учти одно, поначалу мы будем за тобой присматривать.

Вот теперь, он открыл карты.

* * *

Через три недели он покинул группу «Ц», во время порученного задания, как он и ожидал кровавого и грязного: ему приказали устранить двух обыкновенных полицейских, даже не «патриотов». Он нейтрализовал четверых присматривающих за ним людей Хромосома и скрылся. Его дорога пока расходилась с этой группировкой, но, как и все остальные в этом мире, он не ведал будущего во всей полноте, смутные образы отдельных явлений иногда мелькали перед ним, однако, как и у любого наблюдателя видящего предмет изнутри, он не осознавал цельной картины. А калейдоскоп крутился.

Проходили дни, медленно тянулись ночи. Здесь на экваторе их смена происходила стремительно. Неба, солнца, обеих лун – красивой белой Странницы и зеленоватой приплюснутой Мятой, они, естественно, давно не видели. Просто страшная темнота леса, проницаемая только свето-усилителями на водительском пульте, внезапно сменялась зелеными сумерками. Сквозь многометровый слоеный пирог листвы, даже свет Фиоль, уподоблялся тусклому свечению красного гиганта Эрр, он снисходил сюда обессиленный и не мог создать даже слабую тень от предмета. За бесконечные часы путешествия, они все стали несколько глуховаты: шум двигателей, заглушаемый резонансными противофазными глушителями, делал их неслышными только для внешнего наблюдателя, внутри же, стоял непрерывный монотонный гул мотора и скрежет, растираемых в опилки, молодых деревьев. Машину трясло, подкидывало вверх, вниз и из стороны в сторону, толстые тысячелетние растения приходилось объезжать, их смог бы сдвинуть с места только авианосец. Труднее всего приходилось ведущему вездеходу, он, на всем ходу, врубался в сплошную стену хвощей, буксовал, отбрасывался назад и снова лез напролом. От непрерывных, внеплановых маневров, идущий из него световод, связывающий со следующей машиной, постоянно рвался. Чинить такие мелочи было некогда, просто в обязанности водителя второй по очереди машины вошло, не терять с впередиидущим визуальный контакт. Бронированный световод соединял всю группу в цепочку, он позволял иметь радио и даже телекомандную связь между всеми подвижными единицами «Железного кулака» и, в тоже время, сохранять режим радиомолчания. Связисты валились с ног, восстанавливая на редких остановках порванные узлы, и, на чем свет стоит, крыли умников из Министерства Науки. Останавливались редко, только на необходимый профилактический осмотр моторов и гусениц, да еще у переднего танка меняли сточенное лезвие виброножа.

Если отдыхающая смена водителя у Браста выпадала на дневное время, он часто поднимал верхний, командирский люк и, опершись на станковый огнемет, смотрел на джунгли. Люк поднимался очень удобно, в открытом положении прикрывая голову. Вокруг бронированного мостоукладчика стояла сплошная стена папоротников, эта зеленая мгла немного подрагивала от движения вездехода. Когда назойливость насекомых превышала предел терпения, Браст опускал на лицо подвязанную к шлему противомоскитную сетку. Почти сразу видимость совсем пропадала, комары налипали на марлю сплошным, возможно, многоэтажным слоем, он стряхивал их перчаткой, но все повторялось вновь. Все эти подобия целесообразных действий в сочетании с малой подвижностью, ненормальным прерывистым сном, зудом в теле от невозможности помыться и даже нормально, без тряски, справить естественные потребности, постоянная вонь в жаркой кабине от смазок и присадок, окислителя, масла и бог знает чего еще, очень быстро приводило к состоянию подавленности и безысходности. Казалось, это движение было и всегда будет, и пусть бы только это, с равномерной тряской и состоянием полудремы он уже смирился, но звенел в наушниках каркающий голос этого здоровяка – Варкиройта. Он, с занудностью машины, вел устные инструктажи об одном и том же: технике безопасности, дисциплине и прочем. «Солдаты, я еще раз напомню вам о том, что каждый из вас обязан знать, как свои пальцы. Водителю, не реже одного раза в два часа, проверять уровень и давление масла. Систему охлаждения прочищать на каждой длительной остановке. Все личное оружие должно быть установлено на предохранитель». Затем шла еще пара страниц устного текста. Снять наушники было нельзя, полковник Варкиройт имел свой метод воспитания: в любой момент монолога, мог последовать вопрос, обращенный к произвольно выбранному подчиненному, список, он, видимо, держал перед глазами. В этом плане можно было позавидовать тем, кто в момент инструктажа сидел у руля и экипажу радио-разведчика – они постоянно прослушивали эфир, и им по долгу службы требовалось держать уши открытыми только для внешнего мира. После инструктажа, полковник, обычно, еще некоторое время просвещал подчиненных об агрессивности Республики Брашей и необходимости непрерывной, неусыпной, неутомимой, нержавеющей и еще много «не» – бдительности.