Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела - Андрей Шарый

Zabradli в переводе с чешского — «перила», от названия еще одной улицы по соседству с театром. Если не говорить о политике и борьбе за демократию, то исторически самое громкое имя театра «На перилах» — не Вацлав Гавел, а Ладислав Фиалка, комик и клоун, мэтр пантомимы, заслуженный и народный артист, чехословацкий Марсель Марсо, ужимки которого никому никогда не повторить. Na zabradli три десятилетия, до кончины Фиалки, включал в себя две труппы, и это неспроста, ведь у пантомимы и драматургии абсурда есть нечто общее. Они одинаково часто помещают героев в дурацкие положения, впрочем, наверное, не чаще, чем ставит нас в гротескные ситуации реальная жизнь. Ну а для Гавела пражский театр превратился в начало всемирной биографии.

За день до смешной театральной премьеры — в среду, 10 апреля, — партийная газета Rudé právo обнародовала утвержденную ЦК компартии Чехословакии Программу действий с обещаниями либерализации общественной жизни, политической реформы, свободы слова и ориентирования народного хозяйства на рынок потребления. Вдохновитель экономической концепции этого документа, вице-премьер правительства Ота Шик говорил прямо: «Нас ожидают пот и слезы», имея в виду необходимость засучивать рукава и работать не покладая рук, но не подозревая, видимо, что пропотеть и расплакаться ЧССР вскоре заставят советские друзья. Идейное содержание в Программу действий вкладывал руководитель исследовательской группы Института государства и права Зденек Млынарж, однокурсник по МГУ и товарищ юности Михаила Горбачева. И Шик, и Млынарж, и их главный босс Александр Дубчек, и другие партийные реформаторы верили тогда в успешный демонтаж сталинской системы. Они были убеждены в том, что «социализм с человеческим лицом» мог существовать в реальности, а не только в статьях журнала «Партийная мысль» или в утробе агрегата «Пузук».

К середине апреля в Праге уже вовсю командует весна. Цветут магнолия и сакура, выхлопные газы смешиваются с ароматами сливы и сирени, солнечные зайчики прыгают на волнах Влтавы, считая себя хозяевами погоды. Спуститься с Аненской площади по улочке На Забрадли к Карлову мосту — дело всего пары минут. Еще проще было выйти к гранитному влтавскому парапету из здания ЦК КПЧ, только пересечь набережную Киевской бригады[26]. Теперь в этом занимающем целый квартал каменном дворце предвоенной постройки в районе Нове-Место располагается Министерство транспорта, а прежде у парадного подъезда парковались черные лимузины и топтались парни в серо-синих мундирах. Они день и ночь охраняли спокойствие важных людей в очках и шляпах. В конце 1970-х годов по приказу товарища Густава Гусака, самого важного человека в очках и шляпе, автомобильное движение у партийного фасада опустили под землю, чтобы в кабинетах с высокими потолками стало еще спокойнее. 350-метровый Тешновский тоннель получил в народе название «Гусакова тишина», хотя сейчас об этом помнят только пожилые таксисты.

Пражский Новый город, в котором разворачивались некоторые или даже многие важные события чешского XX века, новый только по названию. Решение о его строительстве Карл IV принял в 1348 году, когда пришел к выводу, что Священной Римской империи нужна постоянная столица. Нове-Место, с широкими по меркам средневековья улицами и просторными площадями (нынешние Карлова и Вацлавская), соединил Старый город и Вышеград. На 3,5 километра оборонительных стен потратили 100 тысяч кубометров кирпича. Через пару столетий защитную систему пришлось перестраивать, поскольку огня артиллерии она не выдерживала. К нашему времени из пяти основательных башен не уцелела ни одна, а от периметра стен сохранился южный участок над парком Фолиманка, разбитом на месте уже давно не существующих виноградников.

Купеческий новоместский район успешно богател внутри своих каменных границ, век за веком, десятилетие за десятилетием становился все более чешским, а потом и все более буржуазным, и этот процесс продолжается до сих пор. Городские стены в основном снесли в 1870-е, по их бывшему восточному обводу, равняясь на Вену, возвели репрезентативные здания индустриально-романтических образцов: Национальный музей, Главный вокзал, Пражскую оперу (прежде Новый немецкий театр). Теперь о мощной задумке Карла IV напоминают Новоместская ратуша, церковные и монастырские здания, но больше всего планировка центральных, вечно переполненных людьми и автомобилями кварталов. Почти все остальное здесь теперь по канонам fin de siècle, чешского национального пробуждения, конструктивизма, рационализма и развитого социализма. В том числе и тоннель в Тешнове, где некогда возвышалась самая северная сторожевая башня Нового города.

Коммунистические бонзы по понятным причинам не жаловали театр Na zabradli; абсурдистские постановки и спектакли пантомимы посещали в основном рафинированные интеллектуалы, любители блюза и джаза да длинноволосые хиппари, до хрипоты и до утра спорившие о свободной любви и текстах Джека Керуака. Дружная пражская политическая весна парадоксальным образом сблизила и изменила их всех. У этой затянувшейся весны обозначены четкие временны́е рамки, не совпадавшие с астрономическим календарем. Оттепель грянула 5 января 1968-го, когда Влтаву у речного острова Штванице, напротив коммунистической штаб-квартиры, еще сковывал лед, когда за окнами зала партийных заседаний крепчал холод, — тут-то Дубчека и избрали первым секретарем ЦК Коммунистической партии Чехословакии. А закончилась Пражская весна сухой и душной ночью с 20 на 21 августа. В эту ночь со вторника на среду в Центральной Европе не спали не только сверчки. Чехословакию в эту ночь оккупировали войска пяти стран Организации Варшавского договора: полмиллиона солдат, 6300 танков, 800 самолетов. В центре Праги советские военные колонны появились на рассвете. Любое сопротивление со стороны Чехословацкой армии, артиллерийские орудия которой в ту пору по понятным причинам были развернуты стволами на запад, показалось ее генералам бессмысленным.

Александр Дубчек — сын коммуниста-плотника из Словакии, проведший детство в советской Средней Азии[27] и в Поволжье, участник подпольной антифашистской борьбы. На вершину власти он прошел медленной тропой металлиста и кузнеца, добрав высшего образования в партийных школах Праги и Москвы. Важно понимать: Дубчека с его либеральной репутацией посадили на место консерватора сталинского призыва Антонина Новотного не ангелы небесные, а, огромным усилием, товарищи по борьбе за торжество «подлинного коммунизма». Многим членам ЦК Дубчек при этом казался компромиссным кандидатом: для одних он был слишком пресным, для других переперченным. Кремлю он поначалу понравился, Леонид Ильич даже по-отечески называл прекрасно знавшего русский Дубчека нашим Сашей.