Пассажирка - Александра Бракен

– Можно кое-что у вас спросить? – прошептала она.

Он кивнул, его глаза сияли светом ближайшей лампы.

Девушка глубоко вдохнула, вбирая запах соли и воска, подбирая слова.

– Если вы можете путешествовать куда угодно… в любое, по большей части, время, – начала она, – почему вы остаетесь здесь? В эпоху, когда есть такие люди, как Рен, относящиеся к вам подобным образом?

– Вы думаете, у меня есть выбор? – сказал он. – Спокойной ночи, мисс Спенсер. Отдыхайте.

И скрылся в каюте, плотно закрыв дверь.

В конце длинной чреды туманных серых дней Николас проснулся при первом прикосновении перламутрово-розового рассвета с разрывающей голову дьявольской болью.

Чертов ром. Чертов мертвый капитан, спрятавший чертову бутылку там, где Николас мог чертовски быстро ее найти как раз тогда, когда хотелось усмирить нервы. Хорошие идеи, пришедшие во тьме, со стоном подумал юноша, лучше там и оставлять.

Пока он тер лицо, снова раздался крик впередсмотрящих: «Земля!» Ноги проснулись последними, мучительно покалывая, когда он пошевелился. Юноша выругался, когда колени встретились с чем-то твердым – его койкой.

Он сползал по обивке, пока не сел, прислонившись к жесткой доске, вытянув ноги перед собой. Над ним, возвещая утреннюю вахту, прозвенел корабельный колокол. Николас сглотнул, чтобы облегчить сухость во рту, и уставился в низкий потолок над головой, прислушиваясь к шагам и выкрикам на палубе.

Земля. Значит, их десятидневное путешествие обратно в колонии подошло к концу. Через считаные часы он окажется лицом к лицу с человеком, попытавшимся его уничтожить.

Потягиваясь, Николас раскинул длинные ноги, стиснув зубы от клубящегося вокруг холодного воздуха. Быстро одевшись, он уже почти заканчивал бриться, когда Джек принес ему чашку кофе. Едва мальчик ушел, появился Чейз, заполнив дверной проем широкими плечами и грозовой тучей беспокойства.

– До Ойстер-Бэя – час, – объявил он, закрывая за собой дверь. – Скажи мне раз и навсегда, что ты уверен в этом безумии.

Не рискуя везти юных леди в Нью-Йоркскую гавань на захваченном британском торговом судне, Николас договорился с Айронвудом доставить их на берег возле Ойстер-Бэя, на берегу пролива Лонг-Айленд, где их должны были встретить с экипажем. О предстоящей битве Николас помнил достаточно, чтобы знать: к двадцать первому сентября англичане уже захватят город и гавань. Рен был прав: если их с командой поймают на захваченном британском корабле, то будут судить как пиратов и – что еще хуже – предателей.

– Уверен, – ответил Николас, оправляя сюртук. – Как думаешь, сможете без злоключений доставить «Ретивого» в Новый Лондон без меня?

– Думаю, справимся, но, однако, смогу ли я не разреветься, зная, что ты ушел? – холодно сказал Чейз.

Это было его единственным условием: «Ретивый», захваченный груз и команда, избегая осложнений, отправляются прямиком к агентам Лоу в Коннектикуте. Сайрус Айронвуд, однако, потребовал, чтобы Николас лично сопроводил девушек на Манхэттен, где он временно расположился. Он отказался встретиться с ним на Лонг-Айленде или даже в Коннектикуте, где они могли бы и вовсе избежать англичан. Как всегда, солнце всходило и заходило по велению Айронвуда, а все осложнения с транспортировкой Софии и Этты ложились на плечи Николаса.

Теперь у них осталось меньше дня, чтобы уложиться в жесткий срок Сайруса Айронвуда; времени для осложнений просто не было, когда столько стояло на карте.

– Удостоверишься, что наши пассажирки готовы к отбытию? – спросил Николас. – А я бы хотел в последний раз устроить смотр корабля и экипажа.

– Мисс Этта Спенсер проснулась почти два часа назад, – посмеиваясь, сообщил Чейз. – Говорит, почувствовала, что мы близко, и ей слишком не терпится, чтобы спать. Почувствовала! Лично я считаю, что она увидела последнюю возможность получить некоторую свободу от сестры.

Как Николас и предполагал, София поправилась и ее бдительности хватало, чтобы терроризировать «сестру» постоянным присутствием оставшуюся часть путешествия. Николас сбился со счета, сколько раз он сталкивался с Эттой, прячущейся где-нибудь в камбузе или кубрике, играя в карты с Джеком и другими мальчиками, пока София не набрасывалась в вихре шелка и льна и не утаскивала ее прочь. За все эти десять дней он умудрился урвать всего четыре слова. От этого становилось кисло в желудке и голова шла кругом.

Он оглянулся на стол, на скрипку и смычок, покоящиеся на куче карт. Он нашел их в шкафу в ночь после рокового ужина и оставил в надежде на то… на тот случай, если девушка передумает.

Чейз откашлялся:

– Прежде чем ты сойдешь на берег, могу ли я набраться смелости, мой дорогой друг…

– Не можешь, но все равно наберешься, – перебил Николас.

– Знаю, ты хотел бы побыть один, и, возможно, я не должен был прерывать ту первую ночь, но, надеюсь, тебе столь же очевидно, что девушка уделяет тебе особое внимание…

– Этта – очаровательное создание и интересуется мореплаванием, – выпалил Николас. – Она уделяет особое внимание всем присутствующим, включая тебя…

– Я не закончил, – оборвал его Чейз. – Я не предполагал ничего непристойного. Просто хотел спросить, помнишь ли ты жену Холла Анну… что он сказал о ней?

– Я помню только, что произошло, когда она умерла, – соврал он. Долгий год, когда они ходили за Холлом из таверны к таверне, не проведя ни дня на корабле. Он и подумать не мог, что такой большой и сильный человек, который сражался и выживал в тысячах сражений, может разбиться на столько кусочков, когда болезнь забрала его жену.

– Лжец, – беззлобно проговорил Чейз. – Он сказал, что никогда больше не женится, потому что ему не найти вторую даму, которая бы так ему подходила. Он называл ее равной по духу.

Николас провел руками по рукавам, пытаясь сформулировать свои доводы. Анна была одной из самых замечательных женщин в мире, которых он когда-либо видел. Она растила обоих мальчиков, словно они были ее собственными, и никогда не оспаривала решение Холла взять их домой, по одному за раз, как бездомных котят. Она была жемчужиной на грубом рифе капитана.

Но Николас не мог дать своему другу закончить. Вытащить надежду на свет Божий. Это переросло бы в нечто, что в конце концов только бы его погубило.

– Она не для меня.

– А я думаю, для тебя, – настаивал Чейз. – Только ты этого пока не видишь.

– Я вижу, что у нас нет будущего, даже если леди не возражает. – От слов стало кисло во рту. – Что ты мне предлагаешь, жениться на ней? Такие браки запрещены законом.

– Раньше ты некогда не позволял условностям управлять твоей жизнью. Стоит ли начинать?

Николасу не хотелось разбираться в этом, чтобы в итоге прийти к выводу, что он боится. Лучше держаться в стороне, не тратя на это дело драгоценных мыслей. Кроме того, в расчет следовало взять слишком многое… например, чувства самой леди.