Выбор оружия - Александр Проханов

– Доставай из багажника ящик, – приказал шоферу Аурелио. Сам пошел ему помогать.

Они расположились под сплетением ветвей, на прохладной сухой земле. Пили из банок пиво, всасывая освежающую горькую свежесть. Ели сандвичи с сыром. Дружелюбно оглядывали друг друга, радуясь этому краткому пикнику в утреннем африканском лесу. Проводник, как называл его Аурелио, молодой партизан с курчавой бородкой, развернул газету, в которую был завернут смуглый ломоть вяленого твердого мяса. Острым ножом резал лепестки, угощал. Белосельцев жевал пресное волокнистое мясо, стараясь смочить его слюной, запивал пивом.

– Мясо слона, – пояснял проводник. – У нас с продовольствием перебои. Посылаем отряды охотников. Охотятся с «калашниковыми» на слонов.

– Теперь недолго добираться. – Учитель Питер, утолив голод, радовался утру, скорому возвращению, предстоящей встрече с любимыми учениками, которым он вез дорогие подарки. – Сегодня в лагере праздник. Мы хотели подарить Сэму Нуйоме большой портрет, где он во главе отрядов входит в освобожденный Виндхук. Я должен убедиться, что портрет готов. К тому же на празднике выступает наш школьный танцевальный ансамбль. Мне нужно провести последнюю репетицию. Так что пора и в дорогу.

– Не будем засиживаться, – согласился Аурелио. – Вы, Питер, если очень торопитесь, на красном «Форде» поезжайте вперед. А мы следом на двух машинах. Кое-что обсудим с товарищами.

– Так и сделаем. – Питер тяжело отрывал от земли свое тучное тело, белозубо улыбался сквозь смоляную бороду. – Встретимся с вами на празднике.

Вместе с маленьким бритоголовым водителем они уселись в машину. Пятясь, она выехала из кустов. Смятые ветки гибко распрямились. «Форд» на мгновение застыл на асфальте, а потом помчался по прямому шоссе, уменьшаясь, превращаясь в красную точку.

Аурелио задумчиво смотрел ему вслед, переводя взор на светлое, с остатками желтой зари небо.

– Световые условия допускают взлет авиации. «Мираж» от Виндхука летит пятнадцать минут. Если наши предположения верны и Маквиллен обладает оперативным источником связи, если его агентура контролирует перемещения на трассе, то скоро должен появиться самолет. В противном случае сворачиваем операцию. «Буффало» не пойдет к границе.

Они сидели в кустах, на земле. Ветки, под которыми они укрывались, были безлистые, с легким стеклянным свечением. Напоминали орешник. Выбросили из почек длинные розоватые сережки. Белосельцев сорвал сережку, перетирал в пальцах, вдыхая робкий аромат древесного сока.

Небо в перекрестьях ветвей разгоралось. В нем отслаивались невесомые золотистые пласты, возвещая о восходе солнца. В беззвучном движении света стояли осенние леса. Пустынно убегало шоссе. Далеко, невидимая, мчалась красная машина. На взлетном поле Виндхука, с желтым отливом зари на плоскостях и хвостах, застыли самолеты. Секундная стрелка пульсировала на часах Аурелио. И все совершалось одновременно – бег машины, скольжение стрелки, шорох жука, ухающий удар огромного слоновьего сердца, и его, Белосельцева, случайная мысль о полузабытой красавице, поднимавшей вверх медлительные голые руки, сбрасывавшей в темноте полупрозрачное, с шелестящими искрами одеяние.

Неуловимо дрогнуло небо. Возник не звук, а предчувствие звука. Тончайшее дрожание мембраны. Тихий стрекот и гул. Нарастающий вой. Оглушительный, грозный рев, переходящий в секущий металлический свист. Из-за деревьев, черный, треугольный на светлом небе, вырвался самолет. Остроносый, хищный, пронесся над шоссе в прогале вершин, рассекая свет неба. Скрылся, оставляя после себя трепетание воздуха, качание веток, медленное кружение опадающих листьев. И пока с полуголой вершины стекал, кружился, описывал полудуги оранжевый узорный лист, вдалеке раздались глухие взрывы, словно удары по железному пустому сосуду.

– Пять минут ожидаем, и вперед! – возбужденный, ярко сверкая глазами, приказал Аурелио. Вслушивался, как в стороне нежно и мелодично проплывает звук самолета, делающего далекий разворот над лесами, берущего курс обратно на базу.

Они мчались на двух машинах, выжимая из моторов возможную мощность. Вдалеке на шоссе задымило. Конус дыма подымался над асфальтом, тянулся в деревьях, туманил небо. На дороге, у основания конуса, чадно тлел бесформенный ком.

Они подъехали, остановили машины. Ракеты попали в «Форд», разворотили обшивку, вывернули наружу рваные лепестки металла. Останки автомобиля были похожи на уродливый черно-красный цветок с тлеющей сердцевиной. Внутри разорванного салона, среди бегающих зловонных огоньков, на острых кромках повисли липкие кровяные ошметки. На асфальте, лицом вниз, гладкая, как черное яйцо, валялась оторванная голова шофера. Учитель Питер был неузнаваем, измельчен, словно его пропустили сквозь мясорубку. На шоссе, среди дымного тряпья и липких капель огня, были разбросаны цветные карандаши и обугленные, истрепанные альбомы.

– Ну что ж, у Маквиллена отличная агентура. Она его и погубит! – Аурелио, не подходя к «Форду», осматривал его беглым взглядом. – Маквиллен клюнул на дезу. Будем встречать «Буффало»!

Белосельцев испытывал чувство вины, сострадание к убитым. Языческий бог послал с неба гонца с треугольными крыльями, и тот принял кровавую жертву.

– Зенитка остается на месте! – приказывал Аурелио. – Мы на второй машине продолжаем движение. Наблюдаем за воздухом. Моя левая полусфера, ваша, – он обернулся к Белосельцеву, – правая. Самолеты могут вернуться. Вперед!

Они свернули с шоссе на проселок. Катили в мелколесье по пыльной дороге, попадая в рытвины, полные мучнистого праха. Мелколесье кончилось, сменилось редким тощим кустарником, растущим на песчаных дюнах. Желтая пустыня с белесыми травами, корявыми зарослями обступила их. Дорога виляла в песках, пыль от колес, обгоняя машину, превращалась в непроглядную муть с белым размытым солнцем. Путь преградил шлагбаум, сооруженный из коряги и веревки. Навстречу шагнули охранники, молодые, строгие, зорко заглядывая в машину, держа черные пальцы на спусковых крючках автоматов. Посты и шлагбаумы повторились еще несколько раз, пока они не въехали на позицию зенитчиков, где несколько спаренных скорострельных установок, замаскированных ветками, смотрели в пепельное жаркое небо. Им навстречу вышел военный в пятнистой форме, козырнул, вернулся к столику, на котором стоял полевой телефон. Через минуту, виляя среди барханов и дюн, объезжая кусты, они оказались в лагере, где сновало множество людей, военных и невоенных, было развешано белье, бегали дети, и во многих местах из-под земли шел дым, словно курились вулканы.

– Вся наша жизнь под землей, – обернулся провожатый с курчавой бородкой. – Здесь целый подземный город, который с воздуха не видят пилоты врага. Вы будете жить в блиндаже, который мы предоставляем гостям.

Они остановились у насыпного холма, в глубь которого вел лаз. По деревянным ступеням спустились в теплый сумрак, где стояли две кровати, столик с кувшином воды. Стены и потолок были ровно выложены бревнами, как в деревенской избе, и Белосельцев прикоснулся к дереву сруба.