Христос был женщиной - Ольга Новикова

А вот на сборник рассказов главреда она так и не откликнулась. Прочитала, не сочла безобразным, кое-что из баек даже понравилось, но… Оттягивала, находила что-то более срочное… В общем, о Ефиме не написалось.

Прямой эфир, особенно удачный, впрыскивает адреналин в кровь.

– Так вы скинули мундир? – Ведущий развеселился к концу беседы. – Любой женщине идет некоторая раздетость, а вам, Криста, она особенно к лицу!

Вот как можно посмотреть на мою ситуацию…

За один присест (в несколько часов) пишется статья для журнала, и когда глубокой ночью вдруг урчит телефон, а из трубки голос Эрика церемонно приглашает завтра поужинать «где хотите», Криста соглашается.

Павлушка продремал почти весь полет из Майами. Спокойный, самодостаточный человек с чистым сердцем. Ева даже позавидовала.

А я?

Открыла разлинованную тетрадку и – как будто ее «сочинялка» набрала высоту вместе с самолетом, – большая, настоящая кантата для хора с оркестром черными птицами расселась на нотном стане. Слова тоже прилетели.

К посадке в Еве все звенело, каждая жилка вибрировала.

Захотелось есть.

Чемоданы остаются в прихожей – Фаина ими завтра займется.

Неспешный душ, столько, сколько надо перед зеркалом во всю стену – оно далеко от кабинки, не запотевает. Отражение радует. Солярий теперь долго не понадобится.

Молочко для тела быстро впитывается в кожу, массаж бодрит.

Свежее белье… Задумалась перед стопкой: какой комплект подойдет к сегодняшнему настроению? Эх, пепельно-розовые трусики в чемодане… Где-то были похожие…

С платьем проще. Сгодится первое попавшееся.

И вот, пригубляя на аперитив шардоне из своих закромов, они уже размышляют, где бы пожрать. Какой день недели? Пятница… С местами может быть напряженка. Значит, лучше всего на Тверской бульвар – дорого и потому нелюдно.

В подземелье гардероба Ева скидывает белое пальто на руки Павлуше. Глухой стук. Он наклоняется и поднимает мобильник. Выпал из кармана. Чтобы проверить, не сломался ли прибор, приходится его включить. Несколько непринятых звонков… Естественно, ведь во время полета электронные средства были дисциплинированно вырублены.

Все вроде бы несрочное.

А все-таки… Матвей зачем звонил?

Любопытно…

Заказанное приносить здесь не торопятся. Чтобы ждать было не так муторно, Ева просит Павлушу набрать ей Цюрих. Слушает, мрачнея. На лбу проступает побежденная, казалось, морщина.

– Ни фига себе! Линка пропала… – Ева хватает Павлушу за запястье. Держится за него. – Ты послушай только, что Матвей несет: «Ее похитили! Это месть религиозных фанатиков! Это ваши органы мне мстят за то, что я сказал про современную Россию. Мы с Линой не ссорились. Она пошла в магазин… У нас все было отлично!»… – Сжав руки в замок, Ева подносит их к губам и склоняет голову.

«Они не ссорились»… Сколько раз слышала, как Матвей рыкает на Лину. И ни разу наоборот… Так что возвратная частица и в самом деле не соответствует истине. Но лучше бы ссорились… Ведь чаще всего кричишь, чтобы втолковать очевидное, исправить ошибку. Споришь, чтобы развиваться вместе, оставаться вместе. Начни проглатывать, затаивать – и отношения сгнивают.

Помолчав минуту, Ева вскидывается:

– За что его преследовать? Ну, объявил: «Это страшно недопотребившая страна. Ее жадное пищеварение убивает все живое, в том числе и свободную мысль…» Никакой тут мысли. Риторика неуклюжая, общее место…

Пересказывая Павлуше скудную информацию о четырехдневных поисках ушедшей из дома и не вернувшейся, Ева сосредоточивается, чтобы ревизовать свои возможности.

Что я могу сделать?

Звонит в Берн тамошнему депутату, своему бывшему партнеру. Действует так, будто не чувствует, что – все… Нисколько не суеверная, Ева не озвучивает свою догадку-прозрение. Быстро и конкретно описывает ситуацию. Не через барьер, а на родном для абонента французском. Пусть по своим каналам узнает подробности и подтолкнет расследование. Пусть ищут, ищут как следует!

Понятно, конечно, там полиция четкая, но люди же. Одно дело, когда отлаженная поисковая машина смазана хотя бы сердечностью земляка, другое – пропажа чужой и чуждой иностранки, да еще русской… «Вон их сколько в Швейцарии! В самых дорогих магазинах покупают за наличные!» И это не сплетни. Ева своими глазами видела у Тиффани, как распущенная блондинка с коровьим взглядом и непомерно наколлагененными губами лениво вынимает пачки франков из дорожной сумки «Луи Вюиттон» и складывает их в столбик, то и дело охлопывая его бока. Выравнивает.

Трудно вести там дела, когда каждый швейцарец упрекает: «Ваши-то, русские…» У них другой склад морали. Их протестантская сдержанность, скрытность и наша русская бесшабашность, русское все напоказ…

Хотя им-то чем плохо? Торговля шла бойко.

Так, дала задание.

Что еще?

Матвей настойчиво продавливал версию убийства – упорно, как ловкий пиарщик, но в остальном звучал удивительно смирно. На таблетках держится? Надо полететь на помощь?

Подожду, для объективной картины пока маловато данных.

А на столе – дымок от оленины. Мелковаты тут порции…

Не торопясь прогнать прекрасное чувство голода, Ева медленно расправляется с куском дичи. Сбрасывает напряжение, от которого никакой пользы. Только мешает.

Время от времени она поглядывает на других посетителей. Кризис и высокие цены сработали – отсеяли шумную вульгарщину.

На входе, в дверном проеме официант заслоняет собой высокого широкоплечего господина и девицу в бейсболке. Только-только пришли.

Сюда в кепке?!

Зацепило. Пару ведут в дальнюю нишу за стол на двоих. И Ева узнает обоих. Эрик и Криста. Хм…

Знают про Лину?

Пока они уткнулись в меню, Ева доедает сложный гарнир. Приходится просить хлеба: нужно же распробовать необычный соус, чтобы потом, дома, может, его и повторить.

Сдернув бежевую салфетку с колен и бросив ее рядом с пустой тарелкой – знак официанту, что вернется, она встает из-за стола и возникает перед очами парочки-сюрприза. Удивленными, но нисколько не смущенными.

Эрик неторопливо уступает место. Его самообладание понятно, ожидаемо, а вот что Криста не засуетилась, не заулыбалась виновато…

Это хорошо.

Официант приносит еще один стул и настойчиво ловит Евин взгляд: нет ли каких распоряжений? Нет.

Оказалось, Эрика уже известили. Он знает и то, о чем Ева лишь догадывалась. Они поссорились, Лина с Матвеем… У нее там началась депрессия, вернуться ей хотелось…

«Матвей говорит, были какие-то угрозы от оголтелых верующих. По словам Матвея… Отголоски того судебного процесса… Матвей считает, что ее похитили наши органы. Уже несколько интервью дал европейским газетам».