Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни

Мать поставила таз на землю и собрала вокруг себя кур, призывая их извечным пронзительным кличем:

— Цып, цып, цып! Сюда, сюда, красавицы мои!

Спартак внимательно выслушал объяснения матери.

— Ну, теперь, когда ты узнал мои секреты, ты доволен?

— Спасибо вам большое, вы мне преподали отличный урок. Понимаете, мама, всему тому, что вы делаете по традиции, имеется строго научное объяснение. Если бы все эти составные части производились промышленным способом, можно было бы выращивать много-много кур, — пояснил он. — В десятки и сотни раз больше, чем у нас есть.

— Значит, случись куриный мор, подохнет не дюжина кур, а целая сотня или тысяча. Хорошенькое дельце! — живо возразила старая крестьянка.

— Теперь есть лекарства, можно не допустить падежа кур.

— Могу я узнать, что ты задумал?

— Если хотите, я вам все подробно растолкую.

— В другой раз, Спартак, ты что, не видишь, у меня дел по горло? И у тебя тоже, если не ошибаюсь, — напомнила мать.

Спартак выехал со двора и направился к графским владениям. От студеного осеннего воздуха у него слезились глаза, а щеки горели румянцем. По обеим сторонам грунтовой дороги лежала опавшая листва, ярко сверкавшая под солнцем от обильной росы. Деревья стояли уже голые, на высоких ветвях вырисовывались на фоне синего неба опустевшие гнезда дроздов и соек. Мышь-полевка прошмыгнула через дорогу и скрылась в канаве.

Он повернул на дорожку, ведущую к сложенному из камня сараю, построенному на границе между двумя земельными наделами. Первый из них был засажен капустой, которой предстояло поспеть к зиме. Спартак взглянул на длинные правильные ряды коричневатых ростков, словно прочерченные по линейке, так что все бескрайнее поле напоминало гигантскую шахматную доску.

Оглядывая поле, Спартак вдруг заметил крестьянина, копавшего землю лопатой, и издали узнал его. Это был Тоньино Мизерокки. Спартак остановил велосипед, спрыгнул на землю и подошел поближе, осторожно ступая, чтобы не повредить грядки.

Завидев приближение Спартака, Тоньино призывно помахал ему рукой.

— Что случилось? — спросил Спартак, подойдя к нему.

— Дикобразы, будь они неладны, — ответил Тоньино, указывая на три длинных черно-белых иглы, валявшихся на меже.

Спартак увидел несколько выдернутых с корнем изжеванных ростков.

— Надо что-то предпринять, а то они здесь все уничтожат, — заметил он.

— Наверное, у них нора где-то поблизости, — предположил его друг. — Надо бы отравы подбросить.

— В сарае есть крысиный яд, — подсказал Спартак.

— Я хотел войти, но он заперт на замок, — возразил Тоньино, взглядом выражая другу свое удивление.

Двери сарая обычно просто подпирали колышком. Никто в деревне никогда бы не осмелился зайти в чужой сарай без спроса.

— В этих местах встречаются бродяги, — объяснил Спартак. — Они забираются в сарай переночевать, разводят там огонь, чтобы согреться. В прошлом году тут, по соседству, случился пожар, сарай сгорел вместе со всем содержимым.

Он вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Целая туча потревоженных летучих мышей взметнулась над его головой с отчаянным писком. Тоньино с восхищением отметил, в каком образцовом порядке содержится в сарае разнообразный сельскохозяйственный инвентарь. Пол сверкал чистотой, нигде не было ни следа мышей или других грызунов.

— Настоящий дворец! — с восхищением воскликнул Тоньино.

— Просто хорошо оборудованный склад, — скромно отмел похвалу Спартак, протягивая ему ключ. — Распоряжайся, теперь все это твое. Постарайся выкурить отсюда этих вредителей.

— Можешь на меня положиться. Я тебе по гроб жизни обязан, — тихо признался Тоньино.

Спартаку очень хотелось спросить, как поживает Маддалена, но он сдержался.

— Увидимся на днях, — сказал он вслух.

— Я хочу тебя познакомить со своей женой, — удержал его Тоньино, с подчеркнутой гордостью произнося последнее слово.

Спартак сделал вид, что торопится. Он вытащил часы и проверил время.

— Уже восемь. В девять мне надо успеть на поезд, я еду в Форли. Увидимся, — вновь попрощался он, оседлал велосипед и уехал, стараясь как можно быстрее крутить педали.

Перед отправлением на вокзал ему нужно было еще успеть переговорить с управляющим.

Он неотступно думал о Маддалене, вспоминал ее огромные фиалковые глаза, ее стройную, хрупкую фигурку, ее горделивую замкнутость. Потом вообразил ее в постели с Тоньино и тотчас же устыдился собственных мыслей. Спартак вытащил из-под фуфайки подложенный на грудь для тепла лист газеты. Ему необходимо было ощутить всем телом свежий утренний холодок.

Внезапно у него за спиной послышался гудок автомобиля. Спартак съехал к обочине, чтобы дать дорогу машине. Клаксон продолжал гудеть, не умолкая, пока черная с ореховыми панелями «Изотта-Фраскини» не обогнала его, после чего резко затормозила и развернулась поперек дороги, подняв целое облако пыли.

Спартаку пришлось остановиться на полном ходу, чтобы не врезаться в дверцу машины, которую прекрасная супруга графа Ардуино как раз начала открывать.

— Добрый день, господин помощник управляющего. — Она вышла из лимузина и приветствовала его ослепительной улыбкой.

Не на шутку испугавшись возможного столкновения, Спартак чуть не задохнулся от злости. Он готов был обрушить ей на голову все ругательства, которые знал.

— Графиня желает, чтобы я разбился насмерть? — еле сдерживаясь, осведомился он.

— А вы всегда так быстро ездите? — в свою очередь, спросила графиня. Она явно намеревалась пофлиртовать с ним. Одетта стояла, скрестив руки на груди, где поблескивала уже знакомая ему брошка в форме розы, и с загадочной усмешкой смотрела на него.

— Только когда это необходимо, — ответил он, вновь садясь на велосипед.

— А вы не могли бы сделать для меня исключение, господин помощник управляющего? — Ее ангельский голосок не вязался с вызывающей внешностью.

Графиня Сфорца, безусловно, была самой красивой женщиной, какую ему когда-либо приходилось видеть, хотя губы у нее были, пожалуй, слишком алыми, ногти — слишком длинными, а духи — чересчур пряными.

— Чем я могу быть полезен госпоже графине? — Спартак старался казаться любезным.

— Мы же намеревались вместе совершить верховую прогулку. Разве вы забыли? — сказала она, грациозным жестом взяв его под руку.

— Не в обиду будь сказано, я всего лишь слуга госпожи графини и в этом качестве намерен пребывать по возможности дольше. Поэтому считаю своим долгом как можно лучше исполнять возложенные на меня обязанности.

— Несмотря на свое крестьянское происхождение, вы, как я погляжу, умеете грамотно выражать свои мысли, — с довольным видом заметила Одетта. — Это дает мне основание полагать, что такой человек, как вы, в состоянии по достоинству оценить приглашение благородной дамы. — Она явно не собиралась отступать.