Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни

Лена стояла посреди кухни, испытывая неловкость. Догадавшись, что она в замешательстве, Одетта поторопилась прийти ей на помощь:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы вас оставим?

— Я всегда рада Антавлеве, с ней время бежит веселей, ведь я целыми днями сижу тут одна, — ответила Лена.

— У вас нет детей?

— Я только недавно вышла замуж, — призналась она, покраснев.

— Идемте, графиня. Я вам покажу конюшню. Там интереснее, чем в хлеву или в свинарнике, — торопила девочка.

Оставшись одна, Лена с облегчением перевела дух. Неожиданный визит обворожительной аристократки заронил в ее сердце глубокую тревогу. Лена уже знала от Антавлевы, что Спартак отобедал вместе с графиней в доме управляющего, и теперь, представляя себе, какой жалкой она выглядит по сравнению с этой красавицей, почувствовала себя глубоко уязвленной. Но Лена почти тотчас же устыдилась своих мыслей, а потом, вспомнив о Тоньино, о его верной и преданной любви к ней, немного приободрилась.

В конюшне девочка показала гостье кобылу и норовистого жеребца, выезженных под седло. Серая в яблоках кобыла поразила Одетту своей ухоженностью: любовно, волосок к волоску, расчесанная грива, лоснящаяся на боках шелковистая шерсть.

— Ее зовут Маддаленой. Помощник управляющего купил ее прошлым летом, — объяснила Антавлева. — Иногда он называет ее Леной.

— Разве не так зовут твою подругу? — насторожилась Одетта.

— Интересное совпадение, правда? Тем более что Лена новенькая у нас на ферме, — уточнила девочка.

— По-моему, она очень красива, — наугад сказала Одетта.

— Вот повезет ее детям, если они у нее будут. Потому что ее муж — настоящий урод. Просто ужас, до чего страшный! Жуткий-жуткий-жуткий! Его изувечило на войне. Это мой папа так говорит. Но, по-моему, он и до войны был урод.

Одетта со снисходительной улыбкой слушала рассуждения девочки. А она продолжала экскурсию.

— Вот этих лошадей запрягают в телегу, а вон тех двух берегут, они для кареты. Теперь они вообще-то не очень нужны, ведь мой папа ездит на автомобиле, — с гордостью давала пояснения Антавлева.

Графиня делала вид, что слушает с большим интересом, а сама в это время думала о помощнике управляющего и о выхоленной серой в яблоках кобыле, носившей то же имя, что и красивая крестьянка.

— Что за человек, помощник управляющего? — спросила она напрямик.

— Он хитрее самого черта, это точно. Закончил аграрные курсы в Равенне. Мой папа говорит, что с такими знаниями он слишком хорош для здешних мест. В один прекрасный день синьор Спартак нас покинет и займется более важными делами. А пока что папа за него держится и очень им дорожит, потому что синьор Спартак ему очень полезен, — взахлеб тараторила девочка.

Девочка была очень довольна, что именно она привлекла внимание молодой графини, и, выкладывая новости, успевала одну за другой отправлять в рот подаренные Одеттой конфетки.

— Кажется, здесь злословят обо мне, — глядя на них с улыбкой, на пороге конюшни появился Спартак.

— Сплетня издревле считается одним из приятнейших и самых изощренных видов искусства, — язвительно усмехнулась в ответ Одетта.

— Чем я могу быть вам полезен, графиня? — Спартак явно старался заслужить ее расположение после размолвки на рыночной площади.

— Помогите мне оседлать Маддалену. Или мне называть ее Леной?

— Предупреждаю, что это капризная, норовистая лошадь. Она никого к себе не подпускает, кроме меня, — отрезал он тоном, не допускавшим возражений.

Антавлева выслушала этот обмен репликами, не упуская ни слова, и поняла, что ей лучше исчезнуть. Ей не терпелось отправиться обратно к Лене и все ей рассказать. В кармане фартучка у нее еще оставалось несколько конфеток, и она решила по дружбе угостить ими Лену.

Спартак надел седло на спокойную лошадку для графини, оставив себе серую в яблоках кобылу. Они выехали из двора конюшни и свернули на фунтовую дорожку, огибавшую плотину.

Свежий ветер, задувавший с моря, подгонял далекие, ярко подсвеченные солнцем лиловатые тучки.

Одетте вдруг вспомнился эпизод, произошедший несколько лет назад в Нормандии. Она каталась верхом в обществе некоего молодого писателя из породы непризнанных гениев, в которого была в то время безумно влюблена. Ей страшно нравились его заумные рассказы. Все шло отлично, собеседники были поглощены разговором, Одетта упивалась свойственным ее спутнику красноречием истинного интеллектуала. По свинцовому небу бежали темно-серые тучи. Вдруг налетел шквал, и на них обрушился ливень. Они нашли убежище в заброшенной церквушке. Непризнанный гений внезапно побледнел и задрожал, уставившись на нее лихорадочно горящими глазами. Одетта, намеревавшаяся укрыться в его объятиях, была поражена этой странной переменой.

— Что с тобой? — воскликнула она, в страхе пятясь к маленькому алтарю в поисках защиты.

— Что, испугалась? — зловеще спросил он, подходя ближе и не сводя с нее полыхающего безумием взгляда.

Внезапно, не говоря больше ни слова, он набросился на нее и стал избивать. Сперва ей не было больно, все скорее походило на шутку, но потом он обрушился на нее со всей силой, нанося удары кулаками по груди, по животу, по плечам, по лицу.

Одетта пыталась бежать, но ей не удалось вырваться. Продолжая яростно избивать ее, мужчина разорвал на ней одежду и силой овладел ею.

Когда все было кончено, Одетта, раздавленная болью и унижением, сумела подняться и уйти. Она бежала полуголая под проливным дождем, а вслед ей неслись раскаты безумного хохота.

Этот эпизод глубоко врезался в ее память, неумолимо воскресая во всех своих жестоких подробностях при каждом приближении грозы. Всякий раз она начинала дрожать от страха. Сейчас рядом с ней ехал Спартак, и Одетта, бросив взгляд на предгрозовое небо, в ужасе прошептала:

— Давайте вернемся.

Стал накрапывать дождь.

— Неужели непогода может остановить такую прекрасную наездницу, как вы? — язвительно заметил молодой человек.

«Какого черта, — думал он с недоумением и досадой, — она же в доску расшибалась, лишь бы вытащить меня на эту прогулку!»

Молния прорезала облака, и, когда раздался гром, графиня разрыдалась, склонившись к самой гриве лошади.

Спартак понял, что его спутнице и в самом деле плохо, и перехватил поводья ее лошади, чтобы заставить ее идти шагом.

— Вам нельзя возвращаться домой в таком состоянии, об этом и речи быть не может. Следуйте за мной и ничего не бойтесь.

Он пустился галопом, следя за тем, чтобы она ехала рядом, не отставая. Спартаку пришло в голову, что можно было бы укрыться в стоявшем неподалеку пустом сарае. Минут десять они скакали молча, пока наконец не добрались до места.

Оба бросились под навес, где хоть как-то можно было укрыть от дождя лошадей, и спешились. Спартак отвел Одетту внутрь, натаскал соломы и устроил для нее мягкое и сухое ложе.