В тихом омуте - Пола Хокинс

Я знала, что она за это зацепится, и продолжила:

– Она и выпила-то их совсем немного. Четыре-пять штук, не больше. Пересчитайте таблетки, – обратилась я к Шону. – Я уверена, что в заказе их было тридцать пять. Пересчитайте.

– Мы пересчитаем, – отозвался он и спросил: – А кому-нибудь еще вы их давали?

Я отрицательно покачала головой, но он не отставал:

– Это важно, Лина.

– Я знаю, что важно. Я покупала их всего один раз. Я оказала услугу подруге. Больше ничего. Честно.

Он откинулся на спинку кресла.

– Ладно, но я никак не могу понять, зачем вообще Кэти понадобилось принимать эти таблетки. – Он посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на Джулию, будто та могла знать ответ. – Она же не страдала от лишнего веса.

– Но и худой ее нельзя было назвать, – возразила я, и Джулия издала странный звук – нечто среднее между фырканьем и смешком, а когда я на нее посмотрела, то в ее ответном взгляде было нечто вроде ненависти.

– Ей об этом говорили? – снова спросила Морган. – В школе? Кто-то подшучивал над ней по поводу ее веса?

– Господи! – Мне уже становилось трудно держать себя в руках. – Нет! Над Кэти не смеялись. Знаете что? Она всегда обзывала меня тощей сучкой. И смеялась надо мной, потому что… – Я запнулась, видя, что Шон смотрит прямо на меня, но, раз уж я начала, надо было говорить до конца. – Потому что у меня нет сисек. Она обзывала меня тощей сучкой, а я ее жирной коровой, но на самом деле мы говорили это в шутку.

Они не понимали. Что неудивительно. Проблема в том, что я не могу все толком объяснить. Иногда я даже сама не понимала, потому что она хоть и не была худышкой, но особо не обращала на это внимания. Она никогда не говорила об этом так, как другие. Мне не нужно было худеть, а вот Джен, Элли или Джоан мечтали похудеть. Поменьше углеводов, или диета, или очищение желудка, или какая-нибудь другая фигня. Но Кэти не заморачивалась, ей нравилось иметь сиськи. Ей нравилось ее тело, по крайней мере, раньше. А потом – я даже не знаю почему – из-за дурацкого коммента в «Инстаграме» или тупой шутки какого-то придурка в школе – у нее появился пунктик. Вот тогда она и попросила меня достать таблетки. Но когда мы их получили, она уже перестала комплексовать и сказала, что они все равно не действуют.

Я думала, что на этом беседа закончится. Я им все объяснила, но детектив Морган вдруг сменила тему и спросила о том дне вскоре после смерти Кэти, когда к нам домой приходила Луиза.

Я ответила, что да, конечно, помню тот день. Он был одним из самых ужасных в моей жизни. До сих пор вспоминаю о нем с дрожью.

– Никогда не видела ничего подобного, – сказала я им. – Я о поведении Луизы.

Морган кивнула и спросила – очень серьезно и участливо:

– А как ты восприняла слова Луизы, когда она сказала твоей маме, что «не успокоится, пока Нел не заплатит за то, что сделала»? Как ты думаешь, что она имела в виду?

Тут я вышла из себя:

– Да ничего она не имела в виду, тупая ты дура!

– Лина! – Шон осуждающе смотрел на меня. – Следи за тем, что говоришь!

– Ну, извините! У Луизы только что умерла дочь, она не понимала, что несет. Она ничего не соображала.

Я собралась уходить, но Шон попросил меня остаться.

– Но я не обязана, верно? Или я арестована?

– Нет, Лина, конечно, нет, – заверил он.

Я обратилась к нему, потому что он понимал:

– Послушайте, Луиза ничего не имела в виду. Она была в истерике. У нее крышу снесло. Разве вы не помните, на кого она была похожа? Я хочу сказать, что она говорила много всякого, как и все мы, после смерти Кэти мы все были не в себе. Но Луиза ничего маме не сделала. Если честно, то, будь у нее пистолет или нож в тот день, она бы могла. Но у нее ничего такого не было.

Мне хотелось объяснить все. Правда хотелось. Не детективу Морган, не Джулии, а Шону. Но я не могла. Это было бы предательством, и после всего, что я сделала, я не могла предать Кэти сейчас. Поэтому я сказала то, что могла:

– Луиза ничего не сделала маме, понятно? Мама сама сделала свой выбор.

Я собралась уйти, но детектив Морган со мной еще не закончила. Она смотрела на меня с таким выражением, будто не поверила ни одному моему слову, а потом произнесла:

– Знаешь, Лина, что мне кажется самым странным? Тебя, похоже, совсем не интересует ни то, почему Кэти так поступила, ни то, почему так поступила твоя мама. Когда кто-то уходит из жизни подобным образом, все задаются вопросом: почему? Почему они так сделали? Почему лишили себя жизни, когда у них было так много причин, ради которых стоило жить? Но тебя этот вопрос не интересует. И единственное объяснение, которое у меня есть: тебе известен ответ.

Шон взял меня за руку и вывел из комнаты прежде, чем я могла что-то сказать.

Лина

Джулия хотела отвезти меня домой, но я сказала, что собираюсь пройтись. Это было неправдой, но я а) не хотела оставаться с ней в машине одна и б) увидела через дорогу Джоша на велосипеде – он ездил по кругу, и я знала, что он ждет меня.

– Пивет, Джош? – сказала я, когда он подъехал.

В девять или десять лет он вместо «Привет» начал при встрече говорить «Пивет?», и мы постоянно над ним подтрунивали, здороваясь именно так. Обычно он смеялся, но не сегодня. Он был напуган.

– Что с тобой, Джош? Что случилось?

– О чем они спрашивали? – произнес он тихим, сдавленным голосом.

– Да ни о чем особенном, не волнуйся. Они нашли таблетки, которые принимала Кэти, и думают, что они, в смысле таблетки, имеют отношение к… тому, что с ней случилось. Они, конечно, ошибаются. Не переживай.

Я слегка его приобняла, но он отстранился, что было на него не похоже. Обычно он не упускал возможности обняться со мной или подержать меня за руку.

– Они спрашивали о маме?

– Нет. В смысле да. Немного. А что?

– Не знаю, – ответил он, пряча глаза.

– Что, Джош?

– Мне кажется, нам надо все рассказать.

Я почувствовала, как на руку мне упали теплые капли дождя, и взглянула на небо. Его заволокли черные тучи, предвещая грозу.

– Нет, Джош, – отрезала я. – Мы ничего не станем рассказывать.

– Лина, мы должны.

– Нет! – повторила я и сжала ему руку.

Получилось сильнее, чем я хотела, и он взвизгнул, как щенок, которому наступили на хвост.

– Мы обещали. Ты обещал.

Он покачал головой, и я легонько вонзила ногти ему в руку.

– Но какой в этом сейчас смысл? – У него по щекам текли слезы.

Я отпустила его руку, взяла за плечи и заставила на себя посмотреть.