Коловрат - Андрей Гончаров

– Верно. Он приезжал посмотреть на меня и понять меня. Он еще ничего не решил, поэтому время у нас есть. Когда половецкие ханы решатся, у нас будет или больше друзей, и мы будем знать, что на границах у нас верные союзники, или меньше друзей, тогда мы станем лицом к лицу с несметными полчищами Бату-хана. Хотя, может, о его несметных полчищах как раз говорят для того, чтобы испугать нас и лишить воли.

– Ты, княже, был всегда уверен, что сможешь договориться с монголами, откупиться. И даже мне запрещал говорить о страшной опасности с востока.

– Я и сейчас уверен… надеюсь, что удастся. И я все еще запрещаю тебе говорить об этой угрозе. Незачем пугать всех вокруг. Надо просто готовиться к отражению.

Коловрат видел, что в князе что-то изменилось, только он не хотел показывать, что признает правоту воеводы. Значит, он позвал его для того, чтобы говорить о монголах.

– Я не многим доверяю, Евпатий, – заговорил снова князь. – Но тебе я верю. И ты отправишься вместе с Федором к мои родичам, к нашим соседям. Он будет убеждать их выступить вместе с нами против монголов, когда они подойдут к нашим землям. Он будет убеждать их, что выступить с нами они должны, потому что после Рязани настанет их черед. А ты будешь Федору помогать, ты видел монголов, сражался с ними, знаешь их повадки, знаешь их сильные и слабые стороны. Очень многое зависит от вашего посольства.

– Я бы хотел остаться здесь, княже, – попросил Коловрат. – Здесь очень многое тоже сделать предстоит.

– Евпатий, – мягко, но настойчиво напомнил Юрий Ингваревич, – не забывай, что только ты один сталкивался с монголами, и не раз. Кто, как не ты, расскажет о них правдиво и убедительно?

– Я поеду! Вместо себя оставлю Полторака.

– Молод он, слишком молод.

– Я тоже немногим доверяю, княже.

Юрий Ингваревич посмотрел на Коловрата с удивлением, помолчал, потом согласно кивнул:

– Будь по-твоему. И еще. С вами поедет Евфросин. Ваше слово следует укрепить словом Божьим, а Евфросин – его наместник на нашей грешной земле.

Прихворавший старец Евфросин лежал на повозке, кутаясь в меховую шубу. Жена Федора, Евпраксия, сидела рядом с епископом и отпаивала его горячими отварами. Колеса повозок скрипели нещадно, расползаясь по грязной земле. Евпатий смотрел на Федора Юрьевича из седла и видел, как тот мрачен. Была надежда, что эта поездка окажется легкой, что воспримут его приезд с радостью другие князья, по рукам ударят, обещания клятвенные будут давать. Потому и Евпраксию взял с собой, чтобы на пирах в честь его приезда быть с красавицей женой.

Но разговоры были не так сладки, как хмельные меды. Князья пожимали плечами, обещали посоветоваться с боярами. Нет, помочь они не отказываются, они согласны, что только сообща можно врага отворотить от русских земель. Но вот бы только до весны, а там можно и обсудить, примериться. Раньше весны никак нельзя.

Тяжелее всего далась беседа с князем Георгием Всеволодовичем Владимирским. Уж на него князь рязанский рассчитывал более всего. Георгий Всеволодович мог один выставить войско, равное по числу ратям всех князей Ингваревичей, вместе взятых. Но отмолчался князь Владимирский, дал понять, что не беспокоит его приближение монголов. Стены высоки и крепки, рать сильна и многочисленна. А вы как хотите. Придете – не прогоню, приму, дам кров и защиту.

Седой Апоница – пестун князя Федора – подъехал на своей гнедой кобыле и, покачав скорбно головой, сказал:

– Надо бы опять остановиться.

– Что, Евфросин? – сразу насторожился Федор. – Эк он не вовремя расхворался. Ладно, вели останавливать обоз.

– Может, епископа под охраной домой в Рязань отправить? – предложил Евпатий. – Плох он совсем. Жар у него.

– Не поедет ведь, – покачал головой князь с улыбкой. – Он же знает, что и от его слова многое зависит. Важно для него это очень. Нет, не поедет. Да и Параня моя сможет его выходить да поднять. По себе знаю. Хотя вот ее я зря с собой взял. Не для нее это, ей в тереме у окошка узорчатого сидеть да мужа дожидаться.

Перекинув ногу через седло, князь Федор спрыгнул с коня и, разбрызгивая сапогами грязь, поспешил к возу. Евпатий встретился взглядом с Евпраксией и благодарно кивнул. «Откуда в ней это? – думал он о жене Федора. – Ведь не простых кровей, а княжеских, исконных, а сколько в ней душевного».

Он вспомнил, как они в юности шумной ватагой бегали по окрестным лесам. А она ведь такой и осталась. Мы повзрослели, стали грубее, злее, может быть, а она – прежняя. Любит так любит, жалеет так жалеет. Вон она как за епископом ходит, как за отцом родным. И Федора любит, только им и дышит.

Евпатий вспомнил свою жену. Только теперь ее лицо в памяти терялось, как будто утренним туманом его заволокло. И мелькнула странная, но теплая мысль… увидимся скоро, любушка моя. Откуда такая мысль? О чем это я? Толкнув коленями Волчка, Коловрат подъехал к дружинникам, сопровождавшим их в поездке, и приказал выставить дозоры, а остальным отдыхать. Но коней держать наготове. Мало ли…

– Как ты, отче? – Евпатий спрыгнул с коня и подошел к больному епископу.

– На все воля Божия, – слабо улыбнулся Евфросин. – Ты за меня не беспокойся, не помру. Не могу я Рязань оставить в такое время. Пропадете ведь без меня.

Коловрат улыбнулся в ответ. Если шутит, то не все так страшно. Справится. Хотя шутит ли? Подойдя к князю Федору, Коловрат сказал тихо, чтобы не слышала Евпраксия:

– Нельзя его дальше везти. Слаб старик. Оставим его в добром доме, а потом, когда поправится, пришлем за ним. Того и гляди, утром морозы ударят.

– Я и сам думал, только жену я с ним не оставлю, а она отходить от него не хочет. Да и уход за ним нужен. Как-то чужие люди смогут…

– Нет тут чужих, тут все свои, русичи. А ты с ним Апоницу оставь, а Евпраксию вместе уговорим. Она умна, поймет, что с тобой едет для важного дела, чтобы в посольстве участвовать от всех жен и матерей рязанских.

– Боюсь оставлять я его… времена вон какие, – покачал головой Федор. – Да уж ладно, прав ты, Евпатий. Оставим с ним Апоницу. И дружинников с десяток для охраны. Денег дам хозяевам, в котором доме оставим. А дружинникам накажу, чтобы охотились, дичь в дом несли, чтобы хозяев не объедали. Сейчас что лось, что медведь – к зиме жиру нагуляли. А сами с малым отрядом поедем.

К ночи посольство князя достигло большого села на границе с землями пронскими. Федор облегченно вздохнул, перекрестившись на купол церкви, видневшийся над крышами домов. Однако у местного священника узнали, что неспокойно в здешних лесах. Много появилось разбойного люда. Не то чтобы с ножами и кистенями грабили обозы и проезжих путников, но к зиме лихие людишки потянулись ближе к жилью. Скот стал пропадать, бывало, и в дома забирались. Били хозяев, связывали и забирали теплую одежду – полушубки, валенки.

Отозвав в сторону Коловрата и сотника Василя, князь вышел с ними на улицу.