Муза - Джесси Бёртон

Квик положила сигарету в пепельницу. Поправив очки, она подцепила помидор вилкой с такой безупречной точностью, что ни одно семечко не упало, а затем погрузила его в рот и проглотила.

– Мистер Скотт принес свою картину в Скелтон, потому что вы там работаете, – сказала она, – не правда ли?

У меня екнуло в животе.

– Я… что?… я…

– Не волнуйтесь, Оделль. Вы ничего дурного не сделали.

– Он не… это была не я, а репутация Скелтона… он…

– Оделль, – твердо произнесла Квик. – Я видела, как вы целовались в приемной.

– Извините. Мы не должны были… я не хочу…

– О, можете об этом не беспокоиться. Вы счастливы?

– Да, – ответила я, подумав.

– Просто будьте с ним начеку.

Ошеломленная, я откинулась на спинку кресла.

– А вы… вы его знаете?

Квик закурила еще одну сигарету, так плотно обхватив зажигалку рукой, что у нее даже костяшки пальцев побелели. Струйка голубоватого дыма выплыла у нее изо рта.

– Нет, я его не знаю. Я просто за вами присматриваю. Это моя обязанность. Я взяла вас на работу и теперь хочу одного – чтобы у вас все было в порядке. Мужчины не всегда… как бы это сказать… словом, ни за что не делайте того, чего вам делать не хочется.

В то мгновение я поняла: Квик не такой человек, который даст поставить себя в уязвимое положение. Похоже, она сделала бы что угодно, чтобы избежать такой опасности.

– Я не буду, – пообещала я.

Такое впечатление, что Квик меня предостерегала: от этой внезапно вспыхнувшей жесткости чудесная атмосфера в саду как-то сдулась, и даже пчелы затихли.

– Он не такой, – прошептала я.

Квик вздохнула. Мои кости как будто налились свинцом. Но я могла бы встать, поблагодарить ее за четвертинку пирога со свининой и за кусочек булки (это все, что в меня влезло), пройти по холодному пустому коридору, а затем дать задний ход, вернуться в мою жизнь к Лори, Синт и будущему – и больше никогда не вести с Квик разговоров личного характера. Возможно, все было бы куда проще, если бы я так и поступила.

– Он вам что-нибудь говорил о картине? – продолжала она.

– Только одно: он был бы рад, если автором картины оказался Исаак Роблес, – глухо отозвалась я.

– Но ведь до этого он никогда не слышал об Исааке Роблесе?

– Нет.

Квик задумалась.

– А как вы считаете, почему он захотел копию той фотографии?

– Я не знаю, – ответила я, изо всех сил стараясь скрыть раздражение. – Наверное, чтобы поближе ее рассмотреть. Добавить недостающую деталь головоломки.

– Оделль, а мистер Скотт понимает, что мистер Рид хотел бы достичь с помощью этой картины большого эффекта – не только для Скелтоновского института, но и для себя? Он говорил о возможности выставки. Это то, чего хочет мистер Скотт?

– Я не знаю, чего он хочет. Но конечно же выставка была бы очень к месту.

– Люди вроде Эдмунда Рида – шпрехшталмейстеры. Они готовы соткать репутацию из воздуха. Они умеют красиво преподнести нечто, повысить его чудодейственные свойства, чтобы оно выросло в цене. Я вот что хочу сказать: Оделль, будьте осторожны и напоминайте мистеру Скотту, что именно находится у него во владении. Не позволяйте Риду это у него забрать.

– Но я думала, вы согласны с мистером Ридом, что будет лучше, если Скелтон сохранит картину в безопасности.

– Только до тех пор, пока мистер Скотт не примет решение. – Она глубоко затянулась сигаретой, обозревая мальву. – Будь я на месте мистера Скотта, я бы оставила картину у себя. Я бы оставила ее у себя и наслаждалась ею. Ведь понятно же, что его мать получала от картины удовольствие, вот и он пусть получает.

– Но если это ценная картина, он мог бы ее продать, мог бы воспользоваться этими деньгами. Понимаете, он в безвыходном положении.

Квик повернулась ко мне.

– Значит, он все-таки хочет ее продать. Его волнует финансовый вопрос.

– Я не в курсе всех тонкостей этой ситуации, но картина может принести пользу. Если бы ее показали на выставке – полотно, долгое время считавшееся утраченным, возвращается в публичное пространство, – не сомневаюсь, что она пользовалась бы популярностью. Лори мог бы в этом участвовать – например, помочь с организацией. Он очень умный. У него есть энтузиазм. Он нравится людям.

– Но вы не его мать.

– А вы не моя.

Эти слова вырвались у меня, прежде чем я успела одуматься. Квик вздрогнула. Я пришла в ужас.

– Простите, – залепетала я. – Простите меня, пожалуйста…

– Нет… вы правы, – ответила Квик. – Вы действительно правы. Наверное, вам кажется, что я лезу не в свое дело.

– Я не имела в виду… просто я пытаюсь ему по– мочь.

– Мистер Скотт не в безвыходном положении, – заметила Квик. – Уверена, есть масса вещей, которыми он мог бы заняться. Его существование не зависит от этой картины. Ему следует просто забрать ее домой и наслаждаться ею как произведением живописи. Очень хорошее полотно – великолепное полотно, – созданное на радость обычному человеку.

– Но разве не лучше будет, если полотно увидят другие люди? – не понимала я. – Разве кредо Скелтоновского института не в том, чтобы разделить радость от искусства с другими?

– Справедливое замечание. Но, как уже сказал Рид, у нас пока что недостаточно информации о картине. Не нужно поспешных действий. Видите ли, Оделль, нельзя просто так наткнуться на такую картину, как эта. Людям всегда есть что скрывать. Попробуйте вслушаться в то, что у мистера Скотта звучит между строк.

– Лори честный человек, – почти воскликнула я.

– Конечно, – сказала Квик с эмоциональным напором. – Конечно, он честный. Но ведь можно быть честным и в то же время что-то скрывать. А если есть что скрывать, то в такой ситуации Скелтон будет выглядеть очень глупо.

Квик медленно поднялась с кресла и не спеша направилась в коттедж. Я села, остолбенев, не в состоянии собраться с мыслями. Что здесь происходило? Пчелы, кажется, снова зажужжали, перелетая с цветка на цветок. Небо расчистилось, на нем не было ни облачка. Внезапно все предстало передо мной невероятно живым, вибрирующим; в дрожащем солнечном свете зеленые листья, слегка тронутые золотом, двигались в психоделическом ритме.

На какое-то безумное мгновение я представила себе, что Квик, возможно, пошла за револьвером, что она собирается направить на меня его дуло и потребовать ответов на вопросы, которых я не знала. За время нашего пикника произошли какие-то стремительные изменения, какое-то переключение энергии, чем-то напоминающее неуловимый свет, пробивающийся сквозь листья. Но когда Квик вернулась, в руках она держала красивую кожаную записную книжку в формате ин-октаво[48].