Мед его поцелуев - Сара Рэмзи

— И как далеко нужно их угнать? — Эмили уже представляла себе, как случайно спугнет овец и те посыплются с края ущелья. Она не хотела нечаянно их убивать, даже для того, чтобы отомстить Фергюсону.

Малкольм указал на ограду в дальнем конце пастбища.

— Это граница владений Фергюсона, за ней начинаются наши земли. Если мы перегоним стадо на наше пастбище через тот забор, я с утра отправлю пастуха, который соберет их и уведет к дальней границе нашей земли.

— А Фергюсон не сможет украсть их обратно с такой же легкостью? — спросила она, следуя за ним через пастбище к противоположной ограде.

Малкольм опять спешился и начал разбирать новую секцию забора.

— Ты же видела Фергюсона? В делах он дока, но совершенно не разбирается в овцах. Он не заметит, что они пропали, и потом — он забыл поставить на них клеймо, так что не сможет предъявить свои права на них. Проводи он с овцами хоть половину того времени, что он проводит в гардеробе, Фергюсон был бы богачом.

Она рассмеялась. Фергюсон был сказочно богат, но это богатство пришло к нему после внезапного получения английского наследства, а не от материнских земель в Шотландии.

— Я удивляюсь тому, что ты дружишь с этим франтом.

— Осторожнее, дорогая. Если ты оскорбишь его, я могу украсть что-то и у тебя в качестве мести. — Он отбросил очередной камень в общую кучу и сверкнул злодейской улыбкой. — И начну я, пожалуй, с твоего гардероба. Я сожгу все твои нарядные платья, чтобы чаще видеть тебя одетой так, как сейчас.

Эмили покраснела. Он действительно пытался очаровать ее. И, помоги ей небо, ей это нравилось.

Когда с проходом было покончено, он сел на коня и начал показывать ей, как загонять овец.

— Все будет довольно просто. Новый управляющий Фергюсона должен был перегнать их еще несколько дней назад, травы почти не осталось. Как только первые овцы пройдут за ограду и увидят свежую траву, остальные последуют за ними.

Несмотря на отсутствие опыта, Эмили с жаром взялась за дело. Делать Фергюсону гадость оказалось весьма приятно, хотя Малкольм затеял это лишь для того, чтобы ее соблазнить. Если бы она думала, что потеря овец расстроит Фергюсона — или, что куда важнее, Мадлен, — она испытала бы чувство вины. Но владения Ротвелов богатством на юге могли соперничать со всем мятежным Девонширом — и потеря трех десятков овец их точно не разорит.

С немногочисленными подсказками Малкольма они быстро погнали отару к проему в стене. Это оказалось сложнее, чем он говорил, отчасти потому, что Эмили сидела в седле по-дамски, боком и ярды юбок для верховой езды были довольно тяжелыми. Но было что-то пьянящее в том, чтобы на свободе, под ночным небом заниматься делами, которых не предполагало ее идеальное воспитание.

Когда последняя овца пробралась за ограду, Малкольм начал возвращать камни забора на место. Эмили не требовались часы, чтобы понять, что на перегон отары ушло не более тридцати минут. В замок они вернутся еще до полуночи. И что, он просто пожелает ей спокойной ночи? Или продолжит свою кампанию по взлому ее защиты?

Закончив со второй секцией ограды, он посмотрел на нее с земли.

— Ну что, я оскорбил твои тонкие чувства? Или тебе понравилось?

— Ты прекрасно знаешь, что мне понравилось, — отозвалась она. — Спасибо, Малкольм. Наша единственная ночь оказалась чудесной.

Если она и была разочарована, что они крали овец, вместо того чтобы целоваться, то спрятала это разочарование так хорошо, что сама почти поверила своим словам.

Но Малкольм не закончил.

— У нас еще несколько часов темноты, дорогая. И я собираюсь использовать каждый миг, который ты согласилась со мной провести.

Поведение Малкольма сбивало ее с толку. Когда он вежливо повел себя в столовой, она решила, что это еще одна уловка, что истинная его личность ближе к тому диктатору, которым он проявил себя вчера.

Она сознательно не позволяла себе видеть доказательств обратного. Но здесь, в лунном свете, доказательства тянулись вокруг нее на многие лиги. Каждый ухоженный домик арендатора, каждая ограда, за которой явно следили, демонстрировали то, как он заботится о людях, которыми правил и которым служил. Даже Грейвз, при всей его ужасности, был верен, и именно Малкольм сделал его таковым.

В ту ночь Малкольм вел себя с ней как с партнером. Она никогда раньше не была в этой роли. Были дружба и товарищество, а с Музами Мейфэра ее объединяли одни и те же творческие идеалы. Но она никогда не работала с кем-то, кто разделял ее целеустремленность.

Эмили впервые задумалась о том, не упускает ли она в жизни чего-то важного. И о том, было ли одиночество честной ценой за независимость.

Когда они достигли замка, Малкольм спешился первый и подошел, чтобы помочь ей слезть с седла. Он легко снял ее с лошади и опустил на ноги, продолжая крепко обнимать за талию.

— Скажи, чего ты хочешь, Эмили.

Вопрос удивил ее настолько, что она всерьез задумалась над ответом. Она хотела теплоты, и приключений, и смеха, а не безликой безопасности гостиной.

— Я думала, у тебя уже готов план на сегодня?

Это было лучшее, что она могла ответить, намекая на приглашение. Но он оказался либо глуп, либо упрям, потому что не принял ее слов.

— Мои планы — это то, чего хочу я. А чего хочешь ты?

Его руки на ее талии жгли Эмили даже сквозь бархат. Она никогда не думала, что ладони могут быть тяжелыми, но его прикосновение буквально приковало ее к земле. Глаза Малкольма снова приобрели цвет расплавленного серебра, теплого и требовательного в неверном лунном свете. Он выглядел так, словно хотел поцеловать ее.

— Зачем тебе знать, чего я хочу?

Он встряхнул ее, лишь слегка, но достаточно, чтобы Эмили задумалась, почему ее тело так жаждет его прикосновений, ведь он с легкостью может ее сломать.

— Прекрати обращать мои слова против меня. Я хочу тебя. Ты это знаешь. Но еще я хочу узнать, чего хочешь ты сама. Я не согласен на страсть по ночам, которая утром обернется твоей ненавистью.

— Я тебя не ненавижу, — сказала она.

Малкольм слегка улыбнулся.

— Я тоже тебя не ненавижу. Браки переживали и меньшее.

И он поцеловал ее, легчайшим прикосновением губ, так быстро, что Эмили не успела понять, что происходит, а он уже отстранился.

— Итак, если ты меня не ненавидишь, значит ли это, что ты испытываешь ко мне страсть? — спросил он.

Он явно собирался заставить ее признаться в этом вслух. Но Эмили скорее позволила бы ему быть агрессором в соблазнении, лишь бы не чувствовать себя проигравшей. Это было нечестно по отношению к Малкольму, но что в этой жизни честно?

— Твои прикосновения мне не неприятны, — сказала она.