Пиппа ищет неприятностей - Светлана Нарватова

Дикий догадался, кто я. Возможно, это всё – не забота о мальчишке, а знаки внимания барышне.

От одной этой мысли под плащом вдруг стало жарко. А развилка ног Дикого, куда прижималось моё бедро, стала такой горячей, что я боялась обжечься. И рука, которая лежала на спине седока, тоже раскалилась.

Я попыталась убедить себя в обратном, что мне это только причудилось, но как назло память подсказывала всё новые и новые доказательства в пользу моего разоблачения.

Но он же не может знать наверняка? Он же может только догадываться? Значит, я продолжаю делать вид, что ничего не случилось. Хорошее решение.

И я прильнула щекой к горячей груди. А что? По-другому я просто под плащом не помещалась. И прижалась к нему покрепче – чтобы меня из седла не вышибло. И стала мечтать.

Вот хорошо бы я была смелая, решительная красавица Атайнин – а она должна быть красавицей. А Дикий – тот самый автор дневника. И Дикий влюбляется в меня – то есть в Атайнин, а она скрывает своё истинное лицо и чувства под флаобским платком. И Дикий страдает от неразделенной любви, а я, я – Атайнин, храню гордое молчание. Потому что мы не равны. У нас нет общего будущего. Он – из одного мира, я – из другого. И тут он встает на колено, вынимает кинжал и приставляет его к сердцу и говорит: «Филип… – в смысле, Атайнин, я не могу жить без тебя и твоей любви, я скорее убью себя!» И тут я – то есть Атайнин, падаю на колени рядом с ним и говорю: «Не нужно, Дикий, живи ради меня!»

И тут у меня потекли слёзы, так стало нас – то есть их – жалко. Я шмыгнула носом и быстро отерла влагу со щёк.

– Тебе больно? – наклонился ко мне Дикий.

– Нет, это дождь, – соврала я. И огляделась.

Мы ехали поверху, вдоль берегового обрыва. Высунув голову из-под плаща и тут же промочив волосы, я увидела плот, которым управлял Пончик. Внизу просматривались три капюшона. Над обрывом, кроме Дикого, скакал только Клык, так что моё моральное падение командиру на колени никто не видел. Это радовало. Я обратно спрятала нос в плащ.

Мягкое место периодически билось о спину лошади, однако спустя какое-то время не это стало главной проблемой. Слева, чуть в глубине, находились мокрые, но такие притягательные кустики. Я держалась. Клык вырвался вперед, всё же лошади с одним седоком несколько легче, чем той, которая везёт двоих. Вскоре он скрылся за леском – река делала очередную петлю. Но когда мы добрались до поворота, варвар уже скакал нам навстречу. Он был возбуждён:

– Там дорога! – заорал он, увидев нас. – Дорога! В лэс!

Я выпрямилась, насколько это было возможно в таком положении, и изобразила на лице озабоченность.

Но дорога! Дорога – это люди! Это крыша! Когда ещё нам повезёт найти поселение по реке? А ведь если вода в реке поднимется из-за ливня, по самому берегу уже не проедешь.

Вскоре мы её увидели. Конечно, это была не дорога – просека с двумя колеями. Но по ней кто-то ездил. Это факт. Конь гарцевал под нами, пока командир рассматривал находку.

– Дя… Дикий, – негромко обратилась я. – Можно, пока вы за остальными будете ездить, я тут под деревцем вас подожду. Затекло всё. Сам слезу, – предупредила я, чтобы избежать позора.

Командир коротко кивнул.

Я сползла по боку животного, спрыгнула на землю и дала стрекача под ближайшее раскидистое дерево.

Ждать пришлось довольно долго. Дерево – какая-никакая защита от дождя. Но от ливня скорее никакая. Вековой ствол скрипел от порывов ветра. Неожиданно холодные для летнего дождя струи задувало под крону – и прямо на меня. И хотя потребность спешиться у меня действительно была, в конце я начала постукивать зубами и подпрыгивать на месте, чтобы не задубеть прямо у дуба. На какое-то время меня охватила паника: а если бросили? Ну правда, зачем я им? Обуза как есть! Потом всё же убедила себя, что Дикий слишком добрый для того, чтобы бросать меня одну, без еды и запаса одежды, посреди диких лесов. Прирезать было бы гуманнее. И всё же я начала считать про себя до ста. Если не появятся – пойду по дороге одна. Потом всё же решила до тысячи дойти. А потом еще до ста. Обидно же будет: я только выйду под сплошной дождь, и тут – они?

И вот тут, наконец, сквозь пелену дождя показались черные плащи верховых. Я запрыгала выше. Так дальше было видно. И уже очень хотелось ехать, а не стоять.

Когда отряд поравнялся со мной, я сразу метнулась к телеге. Да пусть лучше под дождем! Конечно, не так приятно ехать, как с Диким. В обнимку. Он всё-таки такой… крепкий! И такой надежный. И пахнет приятно. Вот если бы я была Пиппой, а не Скаленышем, то я бы так и поехала. Но увы.

Пончик поднял полу плаща, приглашая спрятаться. Я спряталась. Ну так у него плащ – как шатер! Таких, как я, штук десять можно под него сунуть, и со стороны незаметно будет.

От Пончика тоже пахло… по-мужски. Но не так приятно, как от Дикого. И даже совсем неприятно. Но не в моем спрятанном положении привередничать.

– Продрог? – доброжелательно поинтересовался Пончик, скосив в мою сторону глаз.

– П-п-пэ-ро-до-долж-жаю дэ-дэ-рогнуть.

Меня почему-то стало трясти еще сильнее. Наверное, из-за контраста температур.

– Бедолага.

Но под плащом я быстро отогрелась. Теплом тянуло от возницы. Понятно, печка такого размера любой шатёр протопит.

– Ты чего в столицу-т собралси? – полюбопытствовал Пончик.

– Дядька Томас у меня там, дяденька Пончик, – стала врать я. – Мамкин старший брат. Он суровый, мамка рассказывала, страсть. Он мамку так и не простил, что она без благословения Защитницы понесла от бати-то. И сбёгла. Только нету у меня никого больше в мире-то, – я пару раз шмыгнула носом. – Авось пристроит куда работать.

И даже слезу утерла, так прониклась. А и не было бы слезы, так по дождю и не поймешь.

– Работ’ть что ли хочешь? – удивленно спросил великан.

Не замечала я за Пончиком разговорчивости раньше. Наверное, потому что он компаний больших стесняется. А один на один – может, нормально для него. А может, за свою грубость утреннюю пытается извиниться?

– Да кто же, дяденька Пончик, работать-то хочет? Я бы вот был бы богатым, так весь день бы лежал на перине и вставал бы только поесть. Знаете, дяденька Пончик, что-нибудь вкусное. Ягодный пирог, например, – перевела я тему ближе к интересам собеседника.

– Оголодал?

Тут я испугалась. Вдруг он мне со дна своего необъятного мешка какой-нибудь завалящий сахарок достанет по-братски, от широты души. И что я с ним делать буду?

– Благодарю, дяденька Пончик, нет, это я мечтаю просто. Очень под ливнем мечтается хорошо. – Небо было затянуто тучами до самого горизонта. Беспросветно. Только и остается, что мечтать. – Особенно хорошо мечтается, когда на него из окошка смотришь. Но под плащом тоже неплохо. Лучше, чем под деревом.

Возница хохотнул, но продолжил:

– А твой дядька твой прямо в самой столице живет?

– Ну… рядом. Наверное. Я там не был никогда, так что не знаю. Знаю только, что у самого герцуха Конвея в поместье работает. На то и надеюсь, что подскажут, где искать. Даже в столице, думаю, герцухов немного. А вы, дяденька Пончик, его не знаете? О, а мой подарок вы сняли? – Я нечаянно бросила взгляд ему на шею, где раньше висел амулет.

– А? – переспросил он и похлопал рукой по груди. Потом посмотрел туда. – Потерялся. Зацепил. Порвал. А мне еще подаришь? – спросил Пончик расстроенно.

– Конечно, подарю! Как только возможность будет! – пообещала я.

– О чем это вы тут курлычите, как голубки? – поинтересовался Дикий. Совсем одичал он, смотрю.

– Дяденька Пончик подарок мой потерял, – быстро ответила я. Еще не хватало, чтобы командир присоединился к расспросам о моём прошлом и предполагаемом будщем. – Я обещал новый сделать.

– Да? – командир тоже похлопал по груди и расслабился, видимо, его амулет был на месте. – Что ж ты, Пончик, так неосторожно?

– Ну так, – пробасил тот.

Что интересно, расспросы на этом прекратились. Со всех сторон. Дикий скакал рядом, Пончик что-то напевал под нос, повозка ехала,