Дорогой Джим - Кристиан Мерк

Но когда он поднял голову, было уже поздно.

Оуэн вцепился мужчине в горло еще до того, как тот успел закричать, — вонзив клыки в трепещущую плоть, волк мотал головой из стороны в сторону до тех пор, пока тело не перестало содрогаться. Рот Оуэна наполнился горячей кровью, чуть солоноватой, восхитительной на вкус, и теперь он даже не знал, от чего испытывал большее удовольствие — от последних предсмертных судорог мужчины или от душераздирающих криков женщины.

Он уже наполовину перегрыз мужчине горло и добрался до щеки, когда вдруг сообразил, что женщины рядом нет. Оуэн внезапно почувствовал странное смущение, жажда крови слегка притупилась и стала уже не такой острой — тем более странно, потому что сейчас он не должен ощущать ничего, кроме сытости и удовлетворения. Но вместо этого в нем проснулось странное ощущение, очень напоминавшее то, что он испытывал, наблюдая за тем, как прачки раскладывают на скалах выстиранное белье, чтобы высушить его на жарком солнце. Где-то в самой глубине его тела нарастало напряжение, названия которому он не знал: все его внутренности вдруг словно стянуло тугим узлом. Единственное, что он понимал, — только женщина с синими, словно васильки, глазами, может избавить его от этой муки. Как ей это удастся, он, конечно, не знал, поскольку чувствовал, что в звуках, которые вырывались из горла женщины, не было страха… Казалось, она делает то, что ей нравится.

Бросив свою окровавленную жертву в грязь, Оуэн опустил голову и стал принюхиваться.

Очень скоро острый волчий нюх подсказал ему, куда побежала обнаженная женщина. Быстро обернувшись, он напоследок вырвал кусок мяса из окровавленной шеи мужчины и бросился в погоню.

Вскоре начался дождь — тропинка, по которой он бежал, размокла, земля стал разъезжаться под ногами, а еще спустя какое-то время Оуэну стало трудно различать в воздухе запах, который оставляла за собой женщина. Над его головой трещали ветки, пригибаемые ветром к земле деревья жалобно стонали, предупреждая об опасности, но Оуэн не обращал на них внимания. Чутье зверя подсказывало ему, что обнаженная женщина где-то там, впереди, на заброшенном кладбище — оно давно уже сплошь заросло диким виноградом, а могилы стали прибежищем целого поселения кротов, которые, очнувшись от зимней спячки, скоро начнут рыть новые ходы, пробиваясь к солнцу. Краем глаза волк вдруг заметил, как где-то далеко впереди, на тропинке, по которой он бежал, между ветвями мелькнуло обнаженное тело, и стрелой понесся вперед.

Он так увлекся погоней, что даже не заметил сеть.

Теперь знакомые гортанные крики слышались уже со всех сторон. В воздухе разливался терпкий запах спиртного. Распростертый на земле Оуэн беспомощно задергался, но добился только того, что запутался еще сильнее в свисавшей с дерева прочной сети. С трудом повернув голову, он заметил молодого человека с гривой черных волос — оскалив белые зубы, тот смотрел на зверя и громко смеялся. Еще одно смутное воспоминание пронеслось перед глазами Оуэна — тот же самый юноша подносит к губам Оуэна кубок, а он в благодарность что-то дарит ему. Что-то очень похожее на… голову волка! Он вспомнил! Теперь он вспомнил все — замок, брата… и того, кто сейчас стоял перед ним, тоже. Этот юноша когда-то был его другом — Оуэн уже почти не сомневался в этом.

Но это воспоминание мгновенно исчезло от острой боли, когда чья-то нога, обутая в сапог, с силой ударила его по голове.

— Порик! — вскричал Оуэн. Видение из прошлого еще стояло у него перед глазами. — Опомнись, это же я, Оуэн! Разве ты не узнаешь меня?

Но охотники не услышали ничего, кроме заунывного тоскливого воя — как будто волк стремился им что-то сказать.

— Этот, похоже, более разговорчивый, чем другие, — проворчал Порик, ловко схватив волка за горло прежде, чем тот успел вонзить клыки ему в руку, и с силой встряхнул его. — Посмотрим, как он запоет, когда мы подвесим его за лапы вместе с остальными.

Естественно, Оуэн не понял ни единого слова, но глаза Порика сказали ему достаточно, и он сразу догадался, что его ждет та же участь, что и несчастных сородичей, чьи распотрошенные тела еще болтались на виселице на берегу залива.

Не успел он подумать об этом, как мужчины, связав ему лапы, взвалили его тело на одну из лошадей и поскакали через лес — а деревья тоскливо провожали его взглядами, грустно покачивая головами… Они ведь предупреждали Оуэна об опасности, но разве кто-то когда-нибудь прислушивается к их словам?

Волк отчаянно пытался перегрызть кожаные путы, но охотники предусмотрительно связали ему лапы так, что он не мог дотянуться до них зубами. Прошло совсем немного времени, и вот уже перед ними появился знакомый волку замок — и черные ворота с пронзительным скрежетом распахнулись, чтобы пропустить охотников. Услышав, как подковы коней зацокали по мощенному камнем дворику, Оуэн невольно закрыл глаза — теперь он понемногу начинал вспоминать и остальное. Стыд, который он прочел в глазах отца в тот день, когда Нед собрал под свои знамена людей, чтобы дать отпор врагу. Его собственное триумфальное возвращение в замок. Похороны Неда. И десятки безымянных женщин, которых он жестоко насиловал, а случалось, забавы ради и убивал — вот за этими самыми стенами, что сейчас окружали его со всех сторон. От камней во дворе исходил острый запах свежей крови — наверное, убивать тут стало уже привычкой.

Оуэн открыл глаза и вдруг заметил длинный ряд выстроившихся во дворе виселиц, на которых, связанные за задние лапы, висели несколько волков, — все они жалобно скулили и извивались всем телом в ожидании скорой расправы. Это зрелище заставило Оуэна забиться — из горла его вырвался пронзительный вой, но охотники только расхохотались, а сбежавшиеся откуда-то прачки злобно бранились, осыпая зверюг проклятиями.

— Спой нам, серый разбойник, — сказал Порик и, слегка освободив сеть, схватил Оуэна за хвост и поднял его в воздух. Оуэн только бессильно щелкал зубами, а потом его швырнули на лежащий посреди двора гладкий камень, и женщины, столпившись вокруг, принялись избивать его палками.

— Сдерите с него шкуру заживо! — завопил из толпы звонкий мальчишеский голос.

Наверное, в первый раз за всю свою жизнь Оуэн пожалел о том, что ему нравилось убивать. Он вдруг вспомнил свою прошлую жизнь — те годы, когда он еще был принцем, который испытывал несказанное наслаждение, глядя, как широко открываются девичьи глаза, когда он стискивает пальцы на их нежных шейках, а потом сжимает их все сильнее, глядя, как жизнь медленно покидает их навсегда. И тогда он поднял голову и завыл — он выл, умоляя Господа о прощении, хотя сам не знал, к кому взывает, выл, пока всех остальных волков, одного за другим, у него на глазах забили до смерти. А потом его волоком втащили по ступенькам, и он почувствовал, как тугая кожаная петля захлестнула его лапы.

— Отдайте его мне.

Женский голос, который произнес эти слова, был ему хорошо знаком, но теперь Оуэн уже смог разобрать слова. Голос был нежным, но в нем чувствовалась непререкаемая властность, перед которой был бессилен Порик со своей грубостью, — даже хор жаждавших крови голосов вынужден был умолкнуть, когда заговорила она. Охотники, воины, служанки и прачки покорно расступились, давая дорогу, все головы повернулись в сторону пробирающейся через толпу молодой женщины. На ней было травянисто-зеленое, доходившее до щиколоток платье с золотым пояском, а волосы были закреплены заколкой в виде оскаленной волчьей головы.