Не буди дьявола - Джон Вердон

Продолжая освещать помещение вокруг, Гурни спустился до конца и заключил – отчасти к своему облегчению, отчасти к пущему беспокойству, – что в подвале негде укрыться от света: ни закоулков, ни укромных мест, ни темных углов. Человеку спрятаться было негде – разве что в сундуке.

Он спросил у Ким, застывшей в нервном оцепенении наверху, не слышала ли она чего-нибудь, когда он упал.

– Чего, например?

– Голоса… шепота… чего-нибудь в этом роде?

– Нет. А что… что вы хотите сказать? – Она снова начала тревожиться.

– Ничего, я просто… – Он покачал головой. – Похоже, я слышал свое дыхание.

Потом он спросил, она ли побежала.

Да, сказала Ким, наверное, да, она, возможно, бежала, по крайней мере ей так кажется, да, наверное, споткнулась, перешла на быстрый шаг – может быть, точно не помнит, была в панике, – пробралась в спальню, взяла с ночного столика фонарик.

– А почему вы спрашиваете?

– Просто проверяю свои ощущения, – ответил он расплывчато.

Он не хотел распространяться об альтернативной версии развития событий: что неизвестный мог подняться по лестнице из подвала, когда Ким бежала в спальню, потом мог спрятаться в темноте, в какой-то момент, возможно, находился в нескольких дюймах от нее, а когда она вернулась к подвалу, выскользнул из дома.

Но куда бы он ни пошел, каким бы образом ни выбрался из дома – если он и правда выбрался из дома, а не корчился сейчас в ящике, – что все это значило? Прежде всего, зачем он вообще спускался в подвал? Мог ли это быть Робби Миз? Теоретически мог. Но с какой целью?

Все это пронеслось в голове Гурни, пока он стоял у подножия лестницы, направив луч фонарика на сундук и пытаясь решить, что делать дальше.

Отказавшись от идеи разбираться с тем, кто скрывался – или что скрывалось – в сундуке, при свете одного лишь фонарика, он велел Ким нажать выключатель наверху, хотя и знал, что толку не будет. Светя фонариком попеременно то на сундук, то на щиток, он направился к последнему. Гурни открыл металлическую дверцу и увидел, что рубильник выключен. Он щелкнул тугим черным пластмассовым выключателем.

Голая лампочка на потолке сразу же загорелась. Гудела она, как холодильник. Где-то наверху Ким сказала: “Слава богу!”

Гурни быстро огляделся, еще раз удостоверившись, что в подвале и впрямь негде спрятаться, кроме как в сундуке.

Он приблизился к сундуку. На смену страху и мурашкам пришли злость и запальчивость. Из осторожности он решил не открывать крышку, а перевернуть сундук. Положил фонарик в карман, ухватился за край сундука, повалил его набок – с такой легкостью, что понял: он пуст. Открыл крышку – и правда пуст.

Ким спустилась до середины лестницы и теперь озиралась, как испуганная кошка. Взгляд ее упал на сломанную ступеньку.

– Вы же могли разбиться, – проговорила она, широко раскрыв глаза, будто бы только осознав, что случилось. – Она прямо так под вами и сломалась?

– Прямо так, – сказал Гурни.

Ким в ужасе уставилась на место его падения, и Гурни тронуло наивное выражение ее лица. Собирается снимать амбициозный проект про страшные последствия убийств – и так поражена, увидев, что жизнь бывает опасна.

Вместе с Ким он еще раз посмотрел на сломанную ступеньку и заметил то, чего она то ли не увидела, то ли не поняла: прежде чем ступенька сломалась, ее с обоих концов основательно подпилили.

Гурни сообщил об этом Ким, та нахмурилась, явно в замешательстве.

– Что вы хотите сказать? Как так могло случиться?

– Еще одна загадка, – только и мог ответить он.

Теперь, лежа в постели, глядя в потолок, без особого результата массируя руку и восстанавливая в памяти события прошлого вечера, он обдумал свой ответ в деталях.

Похоже, это вредительство – дело рук того, чей шепот он слышал. Жертвой должна была стать Ким, а он, Гурни, случайно оказался на ее месте.

Устроить ловушку на лестнице, подпилив ступеньку, – это классика жанра, как в детективном фильме. Такую ступеньку, на которую точно наступят. След от пилы не оставлял сомнений, что ступеньку сломали нарочно – почти наверняка злоумышленник и хотел, чтобы это заметили. Тогда это часть предупреждения. Вероятно, и выбор достаточно низкой ступеньки – тоже: тот, кто наступит на нее, упадет и что-нибудь себе разобьет, но не настолько серьезно, как если бы сломанная ступенька была выше. Не смертельно. Пока.

Посыл был такой: если вы проигнорируете мои предостережения, будет хуже. Больнее. Вплоть до смерти.

Но против чего именно неизвестный предостерегал Ким? Очевидный ответ: против продвижения ее проекта, это главное ее дело в последнее время. Вероятно, посыл был такой: “Брось это все, Ким, кончай раскапывать прошлое, не то последствия будут страшны. За делом Доброго Пастыря скрывается дьявол – не стоит его будить”.

Значит ли это, что злоумышленник как-то связан с этим знаменитым делом? Что он крайне заинтересован в том, чтобы прошлое не ворошили?

Или же, как настаивает Ким, это всего лишь маленький поганец Робби Миз?

Может ли быть так, что все недавние нападения, все попытки нарушить ее спокойствие исходят от этого жалкого бывшего? Он настолько болезненно воспринял разрыв? Может ли быть, что все это: открученные лампочки, пропавшие ножи, кровавые пятна, нож в сундуке, даже этот демонический шепот – все это было из ревности, из простого желания отомстить?

С одной стороны, не исключено, что виноват и правда был Миз, но только мотивы у него были куда более темные и зловещие, нежели простая злоба. Возможно, он предупреждал Ким, что, если она к нему не вернется, он сделает что-нибудь и правда страшное. Если она не вернется, он станет чудовищем, самим дьяволом.

Возможно, он болен серьезнее, чем думает Ким.

В этом неистовом шепоте явственно слышалась патология.

Но могло быть и другое объяснение. Объяснение, больше всего пугавшее Гурни. Настолько, что он едва осмеливался о нем думать.

Может быть, никакого шепота не было?

Вдруг то, что “услышал” Гурни, было следствием падения, эдакой мини-галлюцинацией? Вдруг этот “звук” был порожден сотрясением едва зажившей раны? Ведь был же тихий звон в ушах не реальным звоном, а, как объяснил доктор Хаффбаргер, когнитивной ошибкой, следствием нервного возбуждения. Вдруг и угрожающий шепот – как бы неистов он ни был – ему только померещился? Мысль о том, что видения и звуки могут быть порождением его мозга, следствием ушибов и порванных нервных связей, заставила его содрогнуться.

Наверное, из-за этой подспудной неуверенности Гурни и не стал рассказывать о шепоте патрульному, которого сам вызвал, обнаружив подпиленную ступеньку. И, наверное, поэтому же ничего не рассказал о шепоте и Шиффу, прибывшему через полчаса.

Трудно было понять, что выражало в тот момент лицо Шиффа. Но уж точно не радость. Он смотрел на Гурни так, словно чувствовал: чего-то в его рассказе недостает. Затем с присущим ему скепсисом обратился к Ким, задал ей ряд вопросов, чтобы определить временной промежуток, в который был совершен акт вандализма.