Нежный тиран - Вайолет Уинспир

— Видимо, мне остается лишь покориться неизбежному, — вздохнула Лаури. — Ведь вас бесполезно переубеждать, раз вы уже задумали что-то.

— Это ты заставила меня быть своевольным, — поддел ее Максим.

— Все мужчины таковы, но вы превзошли их всех, — сообщила англичанка.

Только послушайте этот опытный голос! — расхохотался он. — Как все женщины, мисс Гарнер, вы следуете своим эмоциям, как прилив за луной. Вы просто не в состоянии понять логику, руководящую мужскими поступками.

— Особенно логично с вашей стороны полагать, будто я готова танцевать Жизель, — парировала Лаури. — Андрея — опытнейшая балерина, и кроме того, она никогда не отдаст партию дублерше.

— Я — директор труппы ди Корте, — довольно резко оборвал ее Максим. — Мои балерины подчиняются мне.

— Но я не могу! Вы с Микаэлем, должно быть, сошли с ума, раз предположили такое…

— Так Лонца говорил о том, что хочет танцевать с тобой?

Лаури изумленно уставилась на венецианца:

— Вы же все слышали, синьор, когда поднимались вчера по лестнице.

— А, так он это имел в виду? — Выбившаяся на лоб черная прядь волос задрожала на ветру. — Надо сказать, я весьма удивлен.

— Что же он еще мог иметь в виду? — Она продолжала недоуменно смотреть на Максима.

— Если ты не понимаешь, крошка, это доказывает, что невинность действительно имеет собственную защиту. — И он подарил спутнице ту редкую ослепительную улыбку, которая всегда обезоруживала его врагов и порабощала балерин. Волосы Лаури давно растрепались на ветру, словно ласточкин хвост, а она все пыталась понять, как давно Максим любит Венетту и как может такой гордый и своенравный мужчина довольствоваться лишь половиной женского сердца.

— Я шокирую тебя, да? — с безразличной улыбкой осведомился Максим. Казалось, ее реакция не слишком волновала его. — Будучи старше вас, синьорина, я знаю, что люди никогда не могут достичь взаимопонимания, пока не разворошат друг другу души, пусть даже причинив этим страшную боль. Надо принимать человека со всеми его достоинствами и недостатками, талантами и творческими неудачами, красотой и уродством.

Потрясенная Лаури молчала.

— Это жизнь, — тихо добавил он. — Жизнь, как мудро заметил Гюго, это цветок, нектар в котором — любовь.

Лаури впитала в себя эту цитату вместе с солоноватым запахом моря и едва уловимым ароматом мирты. Как она могла считать, будто у Максима ди Корте ледяное сердце? Что ж, сегодня, на этом венецианском острове, она убедилась, как сильно ошибалась.

Путешественники уже поднимались по ступеням террасы, когда Лаури заметила, что нити сизой дымки превратились в сеть, наброшенную на солнце. Казалось, будто языки пламени прорываются сквозь ее ячейки. У Лаури от этого зрелища перехватило дыхание, она споткнулась о ступеньку и не смогла удержаться на ногах. Максим тут же бросился к ней.

— Повредила колено? — переполошился он, когда Лаури осторожно потерла пораненную ногу.

— Нет, но посмотрите, что стало с моей одеждой! — Тонкая ткань порвалась дюйма на два, а колено окрасилось кровью.

— Надо быть осторожнее, — выговаривал Максим, придерживающий Лаури за талию, пока она хромала до дома. — Ты могла подвернуть ногу.

— Подумаешь, ноги, — отмахнулась девушка, — меня куда больше волнует юбка. Только взгляните, какая прореха!

— Что случилось? — Встревоженная Венетта поднялась из глубокого кресла у окна гостиной и поспешила им навстречу.

— Дитя не смотрит, куда ставит ноги, — пояснил Максим.

— Я не дитя! — огрызнулась Лаури, рассматривая поцарапанное колено.

— Рану надо промыть, — тактично подсказала Венетта. — Давайте поднимемся в мою комнату и сделаем все как надо. Максим, может, ты пока выпьешь чашку чая? Зена, вероятно, уже проснулась, она с удовольствием присоединится к тебе.

— Конечно, моя дорогая, — кивнул он и задумчиво оглядел Лаури. — Думаю, Венетта сможет одолжить тебе платье — ведь мы ужинаем здесь, независимо от капризов тумана.

— Макс, перестань дурачиться, — упрекнула его Венетта. — Ты хочешь, чтобы Лаурина расплакалась?

— Боюсь, этого недостаточно, чтобы Лаурина расплакалась. — Максим намеренно произнес ее имя на итальянский манер, и Лаури бросила на него возмущенный взгляд, оставивший его, впрочем, по-прежнему безмятежным. Он нетерпеливо выпроводил их с Венеттой из комнаты.

Осмотрев разбитое колено Лаури и заклеив ранку маленьким пластырем, Венетта провела гостью в комнату, которую она делила с мужем, когда они гостили здесь. По словам итальянки, несколько платьев тех давно минувших счастливых времен до сих пор висели в ее гардеробе. Лаури отметила, что вдове было нелегко повернуть ручку и открыть дверь большой сдвоенной комнаты.

Помещение украшали ковры и резная мебель в стиле барокко: массивные туалетные столики, стулья на гнутых ножках. Из огромных окон открывался чудесный вид на море. Венетта печально разглядывала обстановку; грусть подернула ее лицо и затенила прекрасные голубые глаза.

— Утрата счастья гораздо болезненнее, нежели просто череда страданий, — вздохнула она. — Нет ничего страшнее воспоминаний. Я смотрю в эти зеркала и вижу в них лицо Стефано, а не свое. Прикасаюсь к этим часам, но время больше ничего не значит для меня — оно не вернет мне его ни через час, ни через два; просто утекает моя пустая жизнь.

— Венетта, — Лаури осторожно прикоснулась пальцами к тонкой восковой руке, — я уверена, что скоро ваша жизнь снова наполнится счастьем.

Счастье — это когда ты любима и нужна, — покачала головой Венетта. Когда она открыла шкаф, ее прикрытые черным шелком руки словно прикоснулись к чему-то давно ушедшему. Пестрые ткани замелькали под ее пальцами, и через некоторое время Венетта вытащила просто скроенное, но элегантное платье сочных золотисто-зеленых тонов. — Уверена, это вам подойдет. — Она приложила наряд к груди Лаури. — Да, мы одинакового сложения.

— Оно очень милое. — Лаури задумчиво провела по ткани рукой и добавила, повинуясь внезапному импульсу: — Я уверена, что вы нужны и любимы, Венетта.

— Возможно. — Венетта пожала плечами и положила переливающееся цветами платье на резную кровать. — Я оставлю его здесь для вас. Ничего, если вы переночуете в этой комнате? В ней есть свои призраки, но они очень юны и влюблены друг в друга, поэтому не могут никому причинить вреда, кроме меня.

В горле Лаури словно застыл горький комок. Она молча вышла из комнаты вслед за Венеттой, сказав себе, что не побоится вернуться сюда.

Позже, когда Лаури стояла в парчовом платье перед зеркалом, укладывая косу на затылке, она почему-то вспомнила слова Венетты и собственное детское чувство давней безвозвратной потери. Тетя Пэт обняла ее теплыми руками, и ей не пришлось объяснять словами, что произошло с обожаемыми родителями девочки — они просто ушли, и после них осталась лишь память об их веселье, красоте и любви к дочери.