Нежный тиран - Вайолет Уинспир

Лаури любила тетю Пэт, но по ночам она часто плакала, вспоминая ласковую улыбку матери или крепкие объятия всегда пахнущего табаком отца.

Пройдут годы, прежде чем Венетта будет снова готова любить и найдет в себе силы дать жизнь новому человечку — сыну Максима.

Лаури с тяжким вздохом подошла к окну. И тут ее вздох перешел в испуганный возглас — плотный туман окутал остров вместе со сгущающимися сумерками, изолировав их от остального мира.

Девушка расслышала разносящийся по воде призрачный звон — это венецианские колокола собирали запоздалые корабли в гавань. Участившееся биение сердца подсказало ей, что вилла «Нора» превращается в «замок, откуда нет возврата».

Она прислушивалась к этому далекому звону и к стуку собственного сердца, и неожиданно ей показалось, будто тени за туалетным столиком подступили к ней ближе, чем следовало, и что в этой комнате она не одна. Лаури развернулась, подхватив длинный подол, и опрометью бросилась из комнаты в коридор, а затем на лестницу. Перед лестничной аркой ее заставил сбавить скорость и замереть звук голосов. В этот момент англичанка в парчовом платье, переливающемся золотисто-зеленоватыми тонами на изящной фигурке, напоминала средневековую даму.

Венетта заговорила, и у Лаури не осталось возможности показаться или, наоборот, уйти. Она ясно расслышала слова молодой вдовы:

— Я понимаю твои чувства, Максим. Я сама любила слишком сильно, чтобы не угадать столь же глубокие эмоции в ком-либо другом.

— Я надеялся, что ты сможешь дать мне совет, сага[20]. — Его голос звучал так, словно он задыхался. — Остается только ждать и надеяться, что скоро моя любимая поймет, как я нуждаюсь в ней. Я не могу смириться с простой дружбой или любой другой, меньшей формой любви. Ты понимаешь меня, Венетта?

— Абсолютно, — заверила она. — Для тебя, Макс, — все или ничего.

Лаури задрожала. Ее сердце колотилось так быстро, словно она открыла потайной замок шкатулки с кладом и обнаружила внутри то, чего совсем не хотела бы найти. Ее передернуло, и Максим, должно быть, услышал шорох платья. Он обернулся к своей протеже, и его смоляные брови сдвинулись над переносицей.

— А, ты здесь. — Он взглянул на очаровательное позаимствованное у Венетты платье и добавил с галантной улыбкой: — Я никогда не видел тебя такой взрослой.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Лаури, спускаясь между ними по лестнице.

В венецианских канделябрах горели свечи. Весело потрескивал огонь в камине; длинные, тяжелые шторы защищали обитателей дома от тумана и призрачного звона. Обстановка казалась очень уютной и теплой, но в сердце Лаури воцарилась зима.

Прошла неделя с тех пор, как Лаури провела туманную ночь на вилле «Нора». Репетиции перед новым сезоном становились все напряженнее, и Максим объявил, что Лаури будет дублершей Андреи в «Жизели». Лаури всякий раз вздрагивала, вспоминая лицо Андреи. Шепот и многозначительные взгляды сопровождали англичанку несколько дней. «Будь осторожна, — предупреждали Лаури. — Андрея не потерпит конкурентки».

— Я не стремилась к этой роли, — оправдывалась Лаури. — Одна мысль о ней пугает меня до смерти.

Это была правда. Лаури не сомневалась, что сбежит при первой возможности, если Максим всерьез захочет видеть ее в балете. Это жестоко с его стороны, ведь он один знает ее тайные страхи, как и то, что она молода и слишком эмоциональна и что ее сходство с Травиллой не может служить заменой опыту и филигранной технике.

«Максим, — обманывала себя Лаури, — не станет рисковать. Он не захочет провала только ради прихоти».

Она высказала свои соображения Микаэлю, когда они стояли на Мосте вздохов, наблюдая, как солнце скатывается за Канале-Гранде. Танцор закурил сигарету, бросив спичку в темнеющую воду, и выпустил облачко дыма.

— А что, если Андрея сломает ногу? — хмыкнул он. — Ты меня поражаешь, Лаури. Любовь к танцу захватывает каждого из нас, но ты — любишь ли ты балет?

— Разве каждый должен заниматься тем, что он любит? — удивилась Лаури.

— Да. — Дым его сигареты растворялся в багряном сумраке заката. — Это закон природы, дикого мира эмоций. Знаешь, Лаури, если ты будешь неосторожна, однажды проснешься отчаянно влюбленной в человека, гораздо более опасного, нежели простой танцор.

Девушка встретила его взгляд, полный вызова и любопытства. Жилка на ее шее запульсировала чуть быстрее.

— Кто ты, Лаури? — пробормотал он. — Неуловимая волшебница или непроснувшийся ребенок?

— Ни то, ни другое, — ответила она с хрипловатым смешком. — Я обыкновенная английская девочка, попавшая к гениальным людям, говорящим странные вещи. Тетя Пэт будет рада услышать все эти комплименты, когда приедет сюда на открытие сезона. Я уже написала ей. — Лаури сложила руки на парапете. — Надеюсь, она достаточно хорошо себя чувствует, чтобы проделать это путешествие. Для меня очень важно, окажется ли она рядом. С ней я чувствую себя увереннее.

— Любое твое желание — мое, — высокопарно произнес Микаэль со смешным акцентом, всегда обезоруживающим Лаури. Все было как всегда: воды Венеции протекали под многовековым мостом, из ближайшего открытого ресторана доносились «Сказки Венского леса», милые и трогательные. — Потанцуем? — пропел Микаэль в такт музыке.

— Балерины плохо вальсируют, — покачала она головой, не отрывая взгляда от воды, на которой начали отражаться звезды.

— Разыскиваешь русалок? — Лаури почувствовала руку Микаэля на своей талии. — Вон одна, чуть дальше — видишь ее, с длинными распущенными волосами, белой кожей и загадочными глазами? Она танцует, приманивая свои жертвы.

— Глупый! — рассмеялась Лаури, и тут он сильным, ловким движением притянул ее к себе, отшвырнув сигарету в воду.

Ты мне кое-что должна, маленькая мышка, — время настало. — Ее протест погасили его губы, и для любого зрителя, проплывающего в гондоле или проходящего мимо по берегу, они стали бы просто целующейся парочкой на Мосту вздохов.

Девушка, впрочем, сопротивлялась, и один гондольер крикнул другому: «Что с того? Любовь без борьбы — что картошка без соли».

Лаури расслышала их грубый смех, когда лодки проходили под мостом, и, освободившись от Микаэля, девушка бросилась с моста под арку и помчалась сломя голову по аллее, не заботясь о том, что может заблудиться в этих лабиринтах. Чувства ее были в смятении. Она надеялась только на то, что все чудесным образом изменится к лучшему, когда приедет тетя Пэт.

Милая тетя Пэт, она должна приехать! Она осталась единственной защитой, в которой Лаури не сомневалась.

Настал следующий день, потом еще один, а письма из Англии все не было. Но репетиции для Лаури становились все напряженнее, так что на грусть времени уже почти не оставалось. Творческая устремленность, боль уставших мускулов, звуки музыки, слышные по всему палаццо, — все это помогало ей рассеять мимолетную депрессию.