Ты здесь живёшь? - Ульвар Тормоудссон

что человеческая жизнь — это всегда человеческая жизнь, даже если…

Она снова умолкла. Они долго сидели молча.

XII

— Оулавюр?

— Да.

— Привет. Сигюрдюр.

— Привет.

— Приятного отдыха.

— Спасибо.

— Что нового?

— Вроде бы ничего.

— Сегодня двадцать восьмое.

— Ну и что?

— Скоро Новый год.

— Чего-то недоговариваешь.

— А ведь под Новый год, Оулавюр, многое случается.

— Знаешь что, Сигюрдюр Сигюрдарсон, если ты не перестанешь темнить, я повешу трубку.

— Спокойно, милый Оулавюр, спокойно.

— Тогда выкладывай, что у тебя на уме.

— Сколько костров запалят нынче под Новый год?

— Два. А в чем дело?

— А где?

— Ну, как обычно — в конце и в начале Главной улицы. Да ты и сам знаешь. Ты отвечаешь за тот, что в начале, я — за тот, что в конце.

— Вот именно, милый Оулавюр, вот именно.

— Ну и что? Не понимаю.

— Ты отвечаешь за тот костер, что в конце улицы, милый Оулавюр, не так ли?

— Дорогой мой, я уже говорил. Вешаю трубку.

— Спокойнее, спокойнее. Я много раз убеждался, что чем спокойнее я думаю, тем более интересные мысли приходят в голову. Ты не пробовал? Попробуй обязательно.

— У меня нет времени болтать. Будь здоров.

— Нет, погоди. Не пожалеешь. Чей крайний дом по Главной улице?

— Мой.

— А кому он принадлежит?

— Тебе или библиотеке.

— И он деревянный?

— Сам знаешь. Кончаю разговор.

— Так. А ведь под Новый год, Оулавюр, частенько случались пожары.

— Вот как…

— В позапрошлом году сгорел дом номер один по Главной улице. Помнишь? Самовозгорание. А чей это был дом — Главная, один? А, Оулавюр?

— Зачем спрашивать?

— Со страховкой ведь все уладилось.

Молчание.

— Ты меня слушаешь, Оулавюр?

— Давно надо было повесить трубку.

— Я тебе задал вопрос…

— По-твоему, я буду отвечать на такие дурацкие вопросы? Ответы известны тебе не хуже, чем мне. Недосуг мне в рабочее время играть в слова. Я не председатель.

— Вот теперь я тебя узнаю. Вот таким я люблю своего старого товарища и друга. Загляни ко мне сейчас же. Надо подыскать других ответственных за костры вместо нас. Ты ведь помнишь, я председатель пожарной комиссии, поэтому никак не могу допустить безответственного обращения с огнем. Однако поторопись, я, как ты знаешь, уезжаю за границу. Буду ждать тебя в своем кабинете.

XIII

— К столу, — позвала стюардесса, появившаяся в дверях каюты. — Пожалуйста, к столу.

— Спасибо, — в один голос ответили Пьетюр Каурасон и Вальгердюр Йоунсдоухтир, а чуть позже и их дочка.

— Когда закончим обед, пароход уже войдет во фьорд, — сообщила Вальгердюр.

Они ели долго, с удовольствием. Их не укачало, моря они не боялись, и все было им в радость: вкусная пища, движение корабля, морской воздух.

— Неприятные новости с места следующей стоянки, — сказал капитан. Как раз в это время подали десерт.

— Что такое? — спросил один из пассажиров.

— В новогоднюю ночь сгорел жилой дом. К великому счастью, в нем никого не было.

— Слава богу, — заметил кто-то.

— Дом этот стоял неподалеку от новогоднего костра, — продолжал капитан. — И, как передали утром по радио, в бочке с мазутом, что стояла между костром и домом, видимо, оказалась дыра. Очевидно, огонь перекинулся на растекшийся мазут и по одному из его рукавов добрался до дома, который мгновенно вспыхнул.

— Жуть, — сказал кто-то. — И ничего было не сделать?

— Ничего, — ответил капитан. — Сильный ветер был.

— На кой черт тут нужен мазут? Будто без него костры не пылают за милую душу, — заметил один из собеседников.

— Таков обычай, — ответил капитан. — Ужасное невезение. Вероятно, никто ничего не заметил, пока не понадобилось набрать мазута из бочки, а тогда оказалось уже поздно.

— Дикий обычай, — произнес кто-то.

— А дом был застрахован? — спросил другой.

— Думаю, да. Впрочем, не знаю, — сказал капитан. — Наверное.

— Хорошо бы.

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — философски заметил капитан. — На здоровье, — добавил он вставая.

Пассажиры последовали его примеру, одни отправились в курительный салон пить кофе, другие — на палубу, полюбоваться своей страной.

Они стояли на палубе, опершись на поручни. Пьетюр держал дочку на руках. Вальгердюр, указывая рукой, читала целую лекцию по географии и истории Города и его окрестностей.

— А пожар вон там был, — сказала она, вытягивая руку. — До сих пор дымится.

— Да, — ответил он. — Пожарища часто долго дымятся.

— А это что за дом? — спросил он и указал на центр Города.

Она не ответила. Он повторил вопрос и получил ответ. И пока пароход не подошел к причалу, она продолжала свою лекцию, сопровождая ее движениями руки.

Ярко светило солнце, было тепло. На причале собралось множество людей. Одни были в рабочей одежде, другие принарядились. Лица у всех были радостные.

— А вот дядя Йоуи, — сказала Вальгердюр, увидев в толпе своего родственника, и замахала ему.

— Что-то духового оркестра нет, — пошутил Пьетюр и улыбнулся жене. — Могли бы и пригласить по такому торжественному случаю.

— Вот тебе уже и не страшно, — ответила она тоже с улыбкой. — Да и чего бояться: на причале масса народу, все улыбаются и машут.

— Приятное прибытие, — сказал он и обнял жену за талию. — И запоминающееся.

— Трап уже спущен, — заметила она, мягко высвобождаясь из его объятий.

Они осторожно сошли по трапу на берег. Он нес девочку на руках.

Стоящие на причале рассматривали их. Одни кивали им, другие что-то невнятно бормотали, третьи говорили «добро пожаловать».

Им преградил дорогу полицейский в форме. Осведомившись, имеет ли он дело с Пьетюром Каурасоном, и получив утвердительный ответ, он вручил ему толстый прямоугольный пакет.

— От жителей Города, — сказал он. — И еще телеграмма, которую я вам и вручаю.

Йоуханн Йоунссон крепко пожал Пьетюру руку и долго не выпускал ее, погладил девочку по голове и поцеловал племянницу. Все это он проделал, не говоря ни слова. Затем пригласил их в свой «москвич».

— А багаж? — спросила Вальгердюр, видя, что Йоуханн собирается трогать.

— Позже заберем, быть может, — ответил дядя.

— Быть может? Ты что имеешь в виду?

Йоуханн промолчал, подал машину назад, потом вперед, снова осадил, развернувшись к выезду с причала.

— Какой народ дружелюбный, — поделился своими мыслями Пьетюр. Он сидел на заднем сиденье, держа на коленях пакет, а в руке телеграмму.

— Да, народ здесь, пожалуй, не хуже, чем в других местах, — отозвался Йоуханн.

— Никак не хуже, по-моему, — сказал Пьетюр. — Вот уж не думал, что нам сразу по приезде поднесут подарок.

— Есть подарки, которые не надо принимать, — произнес Йоуханн, не отрывая глаз от дороги.

— К чему ты это? — спросил Пьетюр. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Послушайте. Телеграмма из Токио. В ней говорится: