Каменный зверь - Надежда Храмушина

даже головы не подняла, когда я зашла. Следом за мной зашла пожилая женщина, видимо из местных, и быстро встала передо мной, заговорив с продавщицей:

— Татьяна, что там мать твоя, опять запила? Вчера прохожу мимо её дома, слышу, крики пьяные, грохот из дома. Ты не проведывала её, как она там?

— Не хочу, пусть пьёт. Уже неделю не просыхает. С горя. — Со вздохом сказала Татьяна.

— С какого опять горя?

— Не слышали что ли? У неё крыша поехала, она несколько дней назад тут по деревне бегала, кричала, что в лесу видела, как мужик какой-то, из приезжих, рвал на себе одежду и выл. И ещё говорила, что он, как её увидел, за ней кинулся, еле она убежала от него.

Я насторожилась. Татьяна продолжила:

— Говорит, что если бы не другой мужик, который кинулся на этого безумного, он бы её растерзал.

— Допилась! — Покачала головой покупательница.

— Вернётся брат из армии, пусть её в психушку определяет, надоело уже.

Женщина купила пакет сахара, расплатилась и вышла. Я быстро купила колбасы, сыра, хлеба и банку сока и заспешила к Сакатову.

Дверь в опорный пункт была открыта.

— Оля, я сегодня еле утра дождался! — Вместо приветствия заговорил он.

— Ты почему двери не закрываешь на ключ? — спросила я у Сакатова, нарезая бутерброды — Тебе же русским языком Игорь сказал, что надо хранить эту стрелу пуще зеницы ока?

— Я тебя ждал, поэтому открыл. А так всё было закрыто. Я здесь с пяти утра. Ты сама-то хоть выспалась? То вчера еле на ногах держалась.

После того, как он позавтракал, я ему показала фотографии Каменного Медведя.

— Ну и дела! Вот это совпадение! А я как раз читал утром про странный ритуал, который проводили швабские племена. Это предки современных немцев. Они жили достаточно обособленной общиной, селились в дремучих лесах, чужих в свою общину не пускали. И именно швабские племена практиковали жертвоприношения, задабривая своих божков. Причём, этим занимались в те времена многие народы, но они, как правило, несли к своим святилищам животных, птиц, там совершали ритуалы, окропляя жертвенники кровью. А у швабов были самые кровавые и жестокие обряды. Немцы, насколько мы знаем историю, вообще всегда были самыми воинственным народом в Европе. И в периоды межплеменных войн, швабы перед боем обрекали противника на жертву своим божествам. И после битвы швабы уничтожали всё живое, и людей, и их скот. И тут, после битвы, начинается самое интересное. Во время обряда, оставшихся в живых после боя противников, приносили в жертву очень страшным способом. А обычно, оставались в живых только старики, женщины и дети, так как все мужчины от мала до велика, сражались и погибали в битве. Нам, современным людям, об этом даже говорить неприятно, а швабы это делали, и смотрели всем племенем на агонию своих жертв. Ритуал совершался прямо в лесу. Так вот, эти жертвы они привязывали к столбам, которые были расставлены по кругу. Иногда этот круг был очень большой, представляешь какой, если человек по триста сразу приносили в жертву? Главный жрец надевал шкуру огромного вепря, и исполнял свой мрачный танец под завывание всего племени. Во время танца он наносил удары жертвенным ножом, не разбирая, куда наносит раны. Такая его пляска могла продолжаться до десяти часов, в то время как жертвы истекали кровью. Больше везло тем, которые быстро умирали, но те, которые сразу не получали смертельных ран, молились своим богам о смерти. Сам жрец был насквозь пропитан кровью, она капала с его шкуры, и шкура под конец этого дикого обряда стояла уже колом. Такой жестокий ритуал не мог не заинтересовать тёмные силы, которые, в конце концов, обратили внимание на такой мощный выплеск людских страданий. Впервые упоминание об этом кровавом обряде есть в рукописях кельтского монашества из аббатства Корби. Так вот, в аббатстве и описали первыми этот бесчеловечный ритуал. И далее вынесли вердикт — отправить проповедовать к швабам братьев Лорана и Томаса. Оба брата, кроме своих замечательных качеств как проповедников, обладали ещё и замечательной силой, что тоже сыграло решающую роль в выборе посланцев. Приехали они к швабам и начали там проповедовать. Швабы их слушали, кивали согласно, вроде и принимали веру, но от своих языческих богов тоже не спешили отказываться. Но братья видели, что на каждую полную луну собирал главный жрец всё население и уводил их в лес. Лоран и Томас посовещались и решили тайно проследовать за ними. То, что открылось им в лесу, повергло их в неописуемый ужас. Главный жрец надел шкуру вепря, и всё племя расселось по кругу. Жрец начал свою оголтелую пляску, а племя завыло. Вой был диким, но ужаснее всего было, когда на их вой откликнулся неведомый зверь, и вой его был грозен и чудовищен. Жрец запрыгал по поляне, словно эхо повторяя за зверем его жуткий вой. Лицо у жреца искажалось, он сам уже был как дикий зверь. А потом ему протянули младенца, и он впился зубами в его тонкую шею и начал пить кровь. Потом он передал младенца родителям, они тоже припали к шее младенца, а потом передали дрожавшее тело по кругу. Когда тело вернулось к жрецу, он поднял его высоко над собой и всё племя начало кричать слово «кобарра». И этот кобарро вышел из леса. Огромный вепрь перепрыгнул через сидящих людей и оказался возле жреца. Тот пал ниц перед ним и протянул ему труп младенца. Вепрь снова завыл, и всё племя распласталось перед ним на земле. И в это время шкура на вепре начала лопаться и толстыми кусками спадать на землю. Он выл, и его жуткий вой был подхвачен другими дикими зверями, и братья монахи затыкали уши и катались по земле. Если сам ад сойдёт когда-нибудь на землю, то люди именно так его и услышат. Потом вепрь поднял на свои огромные клыки труп младенца и скрылся в лесу. Люди вставали с земли с радостными криками, обнимая друг друга, и смеясь. Они отправились обратно в деревню. Последним шёл жрец, и в лунном свете лицо у него было, как у мертвеца, серое и безжизненное. Братья монахи дождались, пока люди ушли с поляны, и пошли посмотреть то место, где жрец провёл свой страшный ритуал. Они искали в траве куски шкуры, которые отлетели от вепря, но там были раскиданы только камни. И тогда один из них поднял камень с земли и увидел, что на нём сохранилась грубая шерсть вепря. И поняли они,