В горе и радости - Тейлор Дженкинс Рейд

Я стояла рядом с Аной. Она обняла меня и сжала. Пастор предложил Сьюзен и мне маленькие совочки, чтобы посыпать гроб землей. Мы обе выступили вперед и взяли их, но Сьюзен взяла землю рукой, а не совком, и аккуратно бросила ее на гроб Бена, поэтому я поступила так же. Мы стояли там, вместе, но отдельно, бок о бок, высыпая землю из рук. Я почувствовала ревность к земле, которая проведет так много лет рядом с телом Бена. Когда я высыпала остатки земли и Сьюзен двинулась обратно к своему месту в толпе, наши руки коснулись друг друга, мизинцы встретились. Я инстинктивно замерла, а она схватила мою руку, пусть на долю секунды, и сжала ее, не посмотрев на меня. На секунду мы были в нашем горе вместе, а потом она вернулась на свое место, а я отошла на свое. Мне хотелось подбежать к ней. Мне хотелось обнять ее и сказать: «Посмотрите на то, чем мы могли бы быть друг для друга». Но я этого не сделала.

Я направилась обратно к машине и попыталась подготовиться к следующему этапу этого дня. Мысленно я разбила его на крошечные эпизоды. Мне нужно было просто сидеть на переднем сиденье, пока Ана везла нас к дому Сьюзен. Мне просто нужно было поставить одну ногу на землю после того, как она припарковалась. Потом нужно было поставить другую ногу. Я просто должна была не плакать, направляясь к ее дому. Я просто должна была отвечать испуганной улыбкой другим людям, присутствующим на похоронах, когда мы вместе входили в дом. Я продумала эти шаги до того, когда мы припарковались возле дома Сьюзен и наша машина стала одной из длинной череды машин, выстроившихся вдоль тротуара. Знали ли об этом соседи? Смотрели ли они на занятую автомобилями улицу и думали: «Бедная Сьюзен Росс. Теперь она потеряла еще и сына»?

Я вышла из машины и расправила платье. Я сняла шляпку с вуалью и оставила ее на переднем сиденье машины Аны. Она заметила это и кивнула.

— Слишком театрально для помещения, — сказала она.

Если бы я открыла рот, я бы заплакала и расплескала свои чувства по этому тротуару. Я просто опустила голову и сжала губы, приказывая комку в горле отступить, позволить мне сделать это. Я сказала себе, что смогу плакать всю ночь. Я смогу плакать всю оставшуюся жизнь, если только мне удастся через это пройти.

Оказавшись перед домом Сьюзен, я поразилась его размерам. Он был слишком большим для одного человека. Это было очевидно при взгляде с улицы. Скорее всего, она чувствовала каждый день. Дом был выстроен в испанском стиле, выкрашен сверкающей белой краской. По ночам он наверняка освещал пространство всего квартала, как луна. Крышу покрывала темно-коричневая черепица из обожженной глины. Яркие тропические цветы росли на лужайке перед домом. Этот дом был не просто дорогим. Он требовал особенного ухода.

— Иисусе, что она сделала? Написала «Гарри Поттера»? — поразилась Ана, пока мы глазели на дом.

— Бен рос не таким уж богатым. Должно быть, это все появилось не так давно, — ответила я, и мы пошли по кирпичным ступенькам к открытой парадной двери. Как только я переступила порог, я оказалась в самой гуще людей.

Дом был полон. Официанты в черных брюках и белых рубашках предлагали пришедшим мусс из лососины и севиче из креветок на чипсах из голубых маисовых лепешек. Я увидела женщину, которая прошла мимо меня с обжаренными шариками из пасты и тертого сыра. И я подумала, что если бы могла есть, то съела бы именно это. А не эту гадость из морепродуктов. Кто подает морепродукты на поминках? То есть, возможно, все. Но я ненавижу морепродукты, и я ненавидела эти поминки.

Ана схватила меня за руку и потащила через толпу. Я не знаю, чего я ждала от этого приема, поэтому не могла сказать, разочаровалась я или нет.

Наконец мы добрались до Сьюзен. Она была в кухне, в своей красивой, до смешного тщательно упакованной кухне, и говорила с теми, кто обслуживал прием, о том, когда подавать различные блюда и где находится все необходимое. Она была такой доброй и понимающей. Она говорила что-то вроде: «Не беспокойтесь об этом. Это всего лишь сальса. Подумаешь, кто-то уронил ее на ковер. Я уверена, что пятно можно вывести». И «Чувствуйте себя как дома. Ванная комната на первом этаже за углом направо».

Гостевая ванная. Мне захотелось посмотреть гостевую ванную. Как взбежать наверх и найти ее так, чтобы Сьюзен об этом не знала? Чтобы не быть ужасно грубой и невнимательной? Я просто хотела посмотреть на почерк Бена. Я лишь хотела увидеть еще одно доказательство того, что он жив.

Ана сжала мои пальцы и спросила, хочу ли я выпить. Я отказалась, поэтому она отправилась к бару без меня. Неожиданно я оказалась стоящей среди людей, пришедших на поминки моего мужа, но я не стала их частью. Я никого там не знала. Все ходили вокруг меня, говорили рядом со мной, смотрели на меня. Я была для них загадкой. Я не была частью того Бена, которого они знали. Некоторые из них глазели на меня и улыбались, когда я ловила их взгляд. Другие меня даже не видели. Или просто умели разглядывать незаметно. Сьюзен вышла из кухни.

— Может быть, тебе пойти поговорить с ней? — спросила Ана, и я поняла, что мне следует это сделать. Я знала, что это ее дом, это ее событие, а я была гостьей, и мне следовало что-то сказать.

— Что говорят в подобной ситуации? — Я начала говорить «в подобной ситуации», потому что ситуация была настолько уникальной, что у нее не было названия, а я не могла постоянно повторять: «Мой молодой муж умер, и я стою в комнате, полной чужих людей, из-за которых я чувствую себя так, будто мой муж был для меня незнакомцем».

— Может быть, просто спросить: «Как поживаете?» — предложила Ана. Я подумала, что это глупо, и это не самый подходящий вопрос матери моего умершего мужа в день его похорон. Такой же вопрос я задаю банковским служащим, официантам и другим незнакомым людям, с которыми встречаюсь. Тем не менее Ана была права. Именно это мне и следует сделать. Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, потом выдохнула и направилась к Сьюзен.

Сьюзен говорила с несколькими женщинами ее возраста, одетыми в черные или темно-синие костюмы, с ниткой жемчуга на шее. Я подошла и стала терпеливо ждать рядом. Было ясно, что я хочу прервать их. Женщины оставляли паузы в разговоре, но ни одна из них не показалась мне настолько долгой, чтобы вставить слово. Я знала, что свекровь меня видела. Я была в поле ее зрения. Она просто заставляла меня ждать, потому что могла себе это позволить. Или она этого не делала? Возможно, она пыталась быть вежливой, и это не имело никакого отношения ко мне. Честно говоря, я потеряла ощущение того, что касалось меня, а что нет…

— Привет, Элси. — Сьюзен наконец развернулась ко мне, повернувшись спиной к своим подругам. — Как ты? — спросила она.

— Я как раз собиралась спросить об этом вас, — сказала я.

Она кивнула.

— Это самый долбаный день в моей жизни, — призналась Сьюзен. Как только слово долбаный сорвалось с ее губ, она стала для меня живым человеком, с трещинами и дырами, огромным количеством уязвимых мест и недостатков. Я увидела в ней Бена и заплакала. Я сдерживала слезы изо всех сил. Сейчас было не время плакать. Я должна была сдерживаться.