Измена генерала - Ари Дале

столик стоит прямо у окна, поэтому, когда Дима помогает мне сесть, передо мной открывается на город, тонущий в красках заката.

У противоположной стены еще один такой же огороженной перегородкой столик, только на четверых, но за ним никого нет, поэтому появляется ощущение полного уединения.

Хостес оставляет нам меню и уходит, а я не выдерживаю:

— Зачем все это?

Дима занимает место напротив меня и берет меню.

— Что ты будешь есть? — он откидывается на кресле и выглядит слишком расслабленно, когда я напряжена до такой степени, что вот-вот взорвусь. Дима бросает на меня из-под папки взгляд с прищуром и качает головой. — Давай, я закажу, а ты скажешь, понравится тебе или нет.

— Дима! — я со скрипом встаю с кресла и упираюсь руками в стол. — Я спросила, зачем все это?

Смотрю на мужа пристально и всем своим видом хочу показать, что не собираюсь сдаваться под его напором или играть по правилам, которые знает только он. Дима вздыхает, откладывает меню и ловит мой взгляд.

— Я хочу узнать тебя, хоть немного, — говорит он тихо. — За почти два года нашего брака, у меня не получилось этого сделать.

Ноги не держат меня, я снова падаю в кресло и смотрю на мужа так, будто вижу впервые. А он делает вид, что совсем не замечает моего шока, просто снова берет меню и начинает листать. Но я-то знаю, от него ничего не скрывается.

— Зачем? — произношу так тихо, что слово похоже на выдох. — Ты обещал, что…

— Я не беру свои слова назад, — Дима перелистывает страницу, прежде чем снова взглянуть на меня. — Я отпущу тебя, как только заключу сделку с шейхом.

— Так, ты позвал меня, чтобы показать шейху…

— Нет! — отрезает он и с такой силой кладет меню на стол, что я вздрагиваю от громкости хлопка. Дима ставит локти на стол и сцепляет пальцы. — Ева, ты уже должна была понять, меня нельзя заставить что-то сделать.

Я хватаю ртом воздух и сдуваюсь. Понимаю, что Дима хотел меня успокоить, но это слова произвели противоположный эффект. Перед глазами сразу встает фото, присланное на его телефон. И конечно, я вспоминаю, как возле нашего дома он выбирает любовницу, а не меня. Отвожу взгляд и концентрируюсь на городе, который почти полностью накрыл закат. Он такой яркий, что напоминает кровь. А высотки похожи на иглы, которые впиваются в мое сердце вместе со словами мужа. Я кусаю нижнюю губу, чтобы перекрыть одну боль другой. Но вместо этого делаю еще хуже. Зачем я вообще с ним поехала?

— Что ты больше любишь? Рыбу или мясо? — резкая смены темы не дает мне погрузиться в самобичевание.

— Рыбу, — отвечаю на автомате, все также не смотря на мужа.

Даже не слышу, как подошла официанта. Только, когда Дима заказывает две порции лосося и белое вино, понимаю, что мы больше не одни. Но все снова возвращается на круги своя, когда девушка уходит.

— Твои любимые цветы?

Я не выдерживаю и смотрю на Диму. Он также расслабленно сидит в кресле, только сложил руки на груди. А его внимание полностью обращено на меня.

— Серьезно? — вскидываю бровь.

— Конечно, — Дима улыбается одними уголками губ.

— Розы, — хмурюсь.

— Я так и думал. Не зря, у нас в саду столько кустарников. А десерт какой твой любимый?

— Вишневый пирог со сливками, — отвечаю и не выдерживаю: — Хватит! Правда! Я не вижу в этом смысла.

Грудь и без того сжимается так сильно, что кажется, я вот-вот дыхания лишусь. Дима открывает рот, чтобы что-то сказать, когда мы слышим голоса, а хостес проводит к столику напротив гостей.

Возможно, я бы не обратила на них внимание, если бы один голос не показался мне слишком знакомым. Поворачиваюсь и замираю. Этого не может быть!

За столиком напротив устраиваются любовница мужа, низкорослый полный мужчина в сером костюме и такой же шляпе, а еще дядя Руслан.

Воздух застревает в груди. Я не могу отвести взгляда от дяди Руслана. Его любимый темно-синий костюм от Армани сидит на нем идеально. Ни за что не скажешь, что ему уже шестой десяток лет. Волосы, в которых проглядывает седина, уложены гелем. На лице дяди красуется белозубая улыбка, и предназначена она любовнице моего мужа, которая в белом платье с расклешенной юбкой до колен и заплетенными в косу волосами явно пытается выглядеть невинно. Но вываливающаяся из выреза грудь показывает истинное лицо блондинки. Дядя отодвигает для нее кресло у стены, после чего садится напротив. А рядом с любовницей мужа располагается тот самый полный мужчина. Он снимает шляпу и кладет ее на стол рядом.

Хостес передает им меню. Я же до сих пор не двигаюсь. Сердце бьется с такой скоростью, что я слышу его стук в ушах. Ладони потеют, и я стараюсь вжаться в стул.

— Ты привел меня сюда специально? Хотел столкнуть нас лбами? — я перевожу взгляд на мужа, который не отводит глаз от вновь прибывших гостей.

— Нет! — говорит он так громко, что я подпрыгиваю в кресле и бросаю взгляд на столик напротив.

Теперь все взгляды направлены на нас. Я замираю, Дима тоже не двигается. Не вижу его реакции, потому что смотрю только на блондинку, чьи глаза сузились до щелочек и губы стали похожи на две белые линии.

Дядя Руслан, по-моему, немного бледнеет, но взгляда от меня не отводит. Быстро натягивает на лицо широкую улыбку, встает и направляется к нам.

— Я хочу уйти, — поворачиваюсь к Диме, но понимаю, что он меня уже не слушает.

Встает со своего места и идет навстречу дяде Руслану. Онемение разливается по телу, когда Дима с дядей Русланом жмут друг другу руки и обмениваются понимающими взглядами. После идут к столику напротив. Не понимаю, что происходит, но блондинка бросает на моего мужа недовольные взгляды. Мужчина рядом с ней встает. Любовница мужа остается за столом, когда мужчины обмениваются рукопожатиями и какими-то фразами, которые я не слышу из-за звона в ушах.

Ноги не держат, пока я пытаюсь встать с кресла. Чуть было не падаю обратно, но хватаюсь за стол, пока вновь не обретаю равновесие. Бросаю взгляд на выход и собираюсь уйти, когда Дима разворачивается и направляется ко мне. Он останавливается передо мной, и смотрит так пронзительно, что я прирастаю к месту. Нет! Нет! Нет! Пусть только попробует!

— Я знаю, что моя просьба ужасна, но мне нужна твоя помощь, — Дима произносит это тихо, почти шепотом, явно, чтобы нас никто не услышал.

А я чувствую, ничего хорошего меня не