Позови ее по имени - Галина Владимировна Романова

– О боже мой! – Его стон напоминал крик раненого. – На колу мочало! Я же сказал, что девушка Инга была не со мной. Она была с Геной. И оставалась с ним, когда мы вернулись отдать механику деньги.

– А куда подевалась твоя пассажирка?

– Моя… – Он с силой провел рукой по голове, словно пытался стряхнуть что-то. – Моя пассажирка поехала домой делать уроки. Я ссадил ее возле дороги и отправил к родителям. Она разозлилась, но послушалась. Одно дело кататься, другое дело ехать с нами тусить. Я на это не подписывался. Уроки я отправил ее делать.

– Уроки?! Ты серьезно?! Сколько ей лет, Григорий? Ты связался с малолеткой? Идиот! Я все расскажу тете Тане, так и знай!

Она не выдержала, дотянулась до него и больно шлепнула по щеке.

Да, да, Володя все это видит. И наверняка пребывает в еще большем ужасе, чем прежде. Но…

Дверь отлетела к стене, едва не сорвавшись с петель.

Зайцев! На пороге допросной стоял Зайцев. И он был чертовски зол.

Ей показалось, что ежик его седых волос ощетинился, превратился в иголки. Он все видел! Интересно, как давно он стоял и смотрел в монитор?

– Майор, на минутку. – Он кивнул себе за спину и вышел.

Даша медленно встала, набрала полную грудь воздуха, ей определенно его не хватало в этой духоте.

Гришка посылал в ее сторону ядовитые ухмылки. И когда она уже подходила к двери, не выдержал, гад, с коротким смешком произнес:

– Вот видишь, сестричка, мне даже адвокат не понадобился. Как все просто…

Зайцев тут же заглянул в допросную, смерил взглядом подозреваемого. И, не отворачиваясь, приказал конвойному увести Иванова в камеру.

– Да за что?! – попытался он возмутиться, поравнявшись с полковником.

– До выяснения. Имеем полное право задержать вас на семьдесят два часа, – спокойно отреагировал тот. И снова повторил: – До выяснения.

Гришкины вопли об адвокате еще не стихли в коридоре, когда Зайцев прошипел, глядя мимо нее в стену:

– Ты что себе позволяешь, Гонителева?! Хочешь со службы вылететь?!

– Прошу прощения, товарищ полковник. – Она встала прямо, вытянула руки по швам черных брюк. – Виновата, товарищ полковник.

– Ты не имела права его допрашивать! Ты, черт побери, не на собственной кухне с ним говорила! Ты в отделении полиции, черт тебя побери! А ты руками перед камерой размахиваешь!

Его всего выворачивало. Подбородок, губы, руки – все тряслось, как при лихорадке. Он был в бешенстве. Даже слова выходили дребезжащими, острыми. Как осколки льда, расколовшегося о его скрежещущие зубы.

Сколько ненависти в потемневших глазах! Ни грамма страха за нее, никакого сочувствия или сожаления. Только ненависть. Никогда она таким его не видела.

Интересно, это связано только с тем, что она нарушила правила? Или он ненавидит ее еще и за то, что она мельтешит у него перед глазами и без конца напоминает ему о собственном нравственном уродстве?

Мысли вяло ворочались у нее в голове. Не было страха или сожаления. Одно сплошное разочарование.

Надо писать рапорт о переводе. Иначе это никогда не закончится.

Даше свело челюсти от желания зевнуть. Сейчас для полноты картины не хватало еще звонка от его жены Лены. И его сбивчивого ответа виноватым шепотом.

Тьфу, как пошло!

– Ты не имела права его допрашивать, – произнес он через мгновение, немного справившись с собой. – Тем более на камеру! Тем более распускать руки!

– Он мой брат, – проговорила она.

– Вот именно, майор! Объяснительную мне на стол. – Он повернулся и пошел.

Спина прямая, походка, как на плацу. Он горд или раздавлен?

Она смотрела и не понимала человека, которого любила всем сердцем еще каких-то восемь месяцев назад. Он презирает ее или не может простить? Но за что?!

– Иван, – неожиданно позвала она его по имени. – Иван, что происходит?

Он споткнулся, или ей показалось? Но он остановился. И долгую минуту стоял спиной к ней. Думал, как отреагировать.

Она не могла ошибиться. Она его слишком хорошо знала. Он стоит и размышляет: как ему поступить с ней. Выгнать? Или потребовать внести в объяснительную еще одну дополнительную строку – о неуставных отношениях?

Правая рука его чуть приподнялась, указательный палец ткнул в дверь, за которой – оба это знали – находился сейчас капитан Скачков.

– Передашь дело ему, – услышала Даша приказ. – Ты отстранена на время служебной проверки.

И ушел.

Овсяная каша булькала и пузырилась в новенькой блестящей кастрюльке. Прежнюю он выбросил пару недель назад. Он тогда отвлекся, каша пригорела. Попытался отскоблить, но толстый слой спекшейся крупы словно въелся в металл. Не взяла ни одна щетка. У него не вышло. Он оставил затею. Отнес любимую кастрюльку – подарок матери – на помойку. Купил новую. Он вообще любил красивую посуду. Ему было небезразлично, из чего есть, в чем готовить. В этом он сильно отличался от большинства мужчин и некоторых женщин.

Женщины…

Что с ними стало сейчас? Чем вообще они живут, какими желаниями? Деньги, шмотки, уколы красоты, отдых – желательно на Мальдивах. Им непременно было нужно, чтобы у парня была крутая тачка, своя квартира, лучше – дом. Для них стал обязателен весь этот набор. Без них ни одно мужское достоинство не воспринималось ими всерьез и не оценивалось по десятибалльной шкале.

Он умел готовить. Замечательно готовил. А кому это сейчас нужно?

– Ну… Не знаю… Раз ты так крут в этом, открой ресторан, – посоветовала одна девушка, которую он угостил шикарным ужином, приготовленным собственноручно. – Какой прок в твоем стоянии у плиты забесплатно? Надо уметь на своем таланте заработать! Иначе зачем тебе талант?

Ужин тот состоялся три года назад. Он потом даже пробовал пожить с той девушкой. Переехал в ее квартиру в центре. Она настояла. И первое время все у них складывалось нормально. Она много работала. Он вел домашнее хозяйство. Вкусно и правильно кормил ее. Потом начал потихоньку зарабатывать тем, что снабжал ее подруг едой, приготовленной собственноручно. Всем все нравилось. Всех все устраивало. Пока какая-то дура не отравилась.

– Ты понимаешь, что натворил?! Ты отдаешь себе отчет в том, что случилось?! – Страшно театрально заламывала руки его девушка, бегая по квартире в одних трусах. – Это же все! Полный пипец! Ты должен перед ней извиниться! Ты должен… Ну я не знаю… Может быть, вернуть ей деньги за ланч. С процентами!

– Я не стану этого делать, я не виноват. Эту еду ели еще пять твоих подруг. И ты в том числе. Все с вами нормально. Никто не отравился и не мог отравиться. Все было свежим.

– Может быть, ее ланч-бокс оказался грязным. А ты не уследил. Я не знаю, короче! – взвизгнула она, останавливаясь возле него и нацеливаясь в него острыми сосками маленьких грудей. – Ты обязан извиниться и вернуть ей деньги! С процентами. Я все сказала!